Статьи

Эту учебу мы планировали начать с книги «Берешит», и поскольку, не получилось, подумали отложить до следующего года. Однако, поразмыслив, пришли к выводу, что жаль терять время. Рав Ицхак (זצל) учит нас дорожить временем для учебы и исполнения заповедей.

Поэтому, мы решили использовать его знания, мудрость, стойкость в исполнении и верность заповедям Торы, связав жизненный опыт рава, богобоязненность, уникальные отношения с Творцом — с недельными главами Торы.

Первая глава книги «Шмот» рассказывает о подвиге меялдот (повитух, акушерок). Суть его в том, что они (с огромным риском для жизни!) ослушались приказа самого царя Мицраима, как написано: «И повелел царь Египетский повитухам-еврейкам … сказав: «Когда будете принимать роды у женщин, то наблюдайте: если это сын — убивайте его, а если — дочь, — пусть живет!». Но повитухи боялись Б-га и не делали так, как говорил им царь Египетский; и оставляли детей в живых» (Шмот, 1:15-18).

Итак, попробуем осмыслить чему учит нас Тора. Начнем с того, что царем Мицраима никак не мог стать простак, глупец или заурядный человек. Поэтому тот, кого Всевышний наделил проницательностью разглядеть в молодом еврейском рабе властелина, был мудрым, образованным, изобретательным, хитрым… и по достоинству возвышался над Мицраимом. И когда он использовал свои качества ко благу евреев-пришельцев в его страну — оставался на высоте своего положения, но как только обратил их во вред избранному народу — то, по одной версии, погибает вместе со своими воинами в Ям Суф, а по другой — навсегда покидает страну, царем которой он был длительное время.

Падение Паро началось с того, что он «забыв» Йосефа, сотворившего неизмеримо много для Мицраима, замахнулся на Б-га евреев и стал автором и исполнителем плана порабощения потомков Авраама, Ицхака, Яакова…

Повеление «убивать новорожденных  еврейских мальчиков», адресованное двум еврейским повитухам, Шифре и Пуа, — следующая ступень этого падения. Оно (падение) продолжится до третьего декрета Паро: бросать мальчиков-младенцев в Нил… и далее!

Остановимся на приказе повитухам убивать всех новорожденных еврейских мальчиков, а в живых оставлять только девочек.

Повитухи ушли из царского дворца с пониманием, что их ждет смерть, так как они не собирались подчиниться Паро, потому что боялись Всемогущего многим больше, чем земного владыку! Поэтому они не только оставляли в живых мальчиков, обреченных на смерть царским указом, но и молились за их здоровье, за здоровье их матерей, обеспечивая рожениц пищей и водой.

Всевышний приветствовал выбор героических еврейских женщин, постановив, что они в награду достойны чудесного спасения. В чем это проявилось?

Как повествует Мидраш «Шмот Раба», Паро вскоре обнаружил, что младенцев не не убивают. Тут же повитухи были призваны к ответу.

— Почему вы нарушили мой приказ? — спросил Паро.

— Еврейские женщины отличаются от египтянок, — последовал ответ. Наши праотцы сравнивали нас со зверями: Иеуду — со львом, Биньмина — с волком, Нафтали с ланью… Подобно тому, как звери рожают безо всякой помощи, еврейским женщинам не нужны повитухи во время родов. Нас вызывают лишь потом, чтобы оказать роженицам  помощь!

Паро поверил (первое чудо) этим объяснениям (!) и отпустил повитух!!!

Однако, потом пожалел об этом и послал стражников в дом Амрама, чтобы арестовать и казнить его жену и дочь!

По воле Создателя произошло (второе) чудо: повитухи стали невидимыми! И это в заслугу того, о чем дважды (Шмот, 1:17 и 1:21) говорит Тора: «… повитухи боялись Б-га«.

На протяжении тысячелетней истории в нашем народе были и будут евреи которые своей верой, своим выбором, своей самоотверженностью, своими делами свидетельствуют о Всевышнем безо всякой мысли использовать особые отношения (избранный народ) с Хозяином Мира себе во благо!

И тогда Всевышний творит чудеса, любящим Его. Как написано: «… тому, кто идет верным путем, помогают Свыше и спасают от разных напастей. Поэтому каждому разумному человеку нужно избрать Истину и прямой путь» (Рабби Ицхак Абуав «Менорат а-маор«).

В связи с вышесказанным, вспомним об одном  (из многочисленных)  чуде, которое имело место в жизни нашего незабываемого рава Ицхака Зильбера (זצל):

«Есть у меня чемодан, который я люблю держать под рукой, сидя за столом в Пурим и на Седер Песах. С этим необыкновенным чемоданом трижды происходили чудеса.

Начнем с того, что чемодан краденый. Что значит — краденый? В лагере, где я находился, имелось мебельное производство. Естественно, заключенные крали фанеру. А из фанеры делали чемоданы. Но, выходя на свободу, это ”государственное имущество” они должны были оставлять за проволокой. Один такой оставленный чемодан достался мне, и я держал в нем свои вещи.

В конце февраля группу заключенных, и меня в том числе, переводили в другой лагерь. День отъезда объявили неожиданно, собраться надо было немедленно. Я оказался перед сложной проблемой: как перенести в новый лагерь мое тайное имущество? Тфилин, мишнает, Пасхальную Агаду, Танах, на котором я написал слова из Теилим: ”Если бы не Тора Твоя, мое утешение, я бы пропал в беде” (119:92)?

Потом, после лагеря, я эту книгу отдал одному еврею, который от нечего делать изучал ислам. Не знал человек, что изучать надо.

Страшно даже подумать, что будет, если, не дай Б-г, найдут. Я уж не говорю об обвинениях в контрреволюции. Но ведь сразу начнется: ”Откуда это и как сюда попало?” Вишнев (еврей, парторг лагеря, помогавший заключенному Зильберу — И.С.) же меня предупреждал: ”Резать будут на куски — не говори”.

Что делать? Оставить — сердце не позволяет. Взять с собой — вдруг найдут? И как не найти! Стоят три надзирателя, смотрят во все глаза, обыск идет самый тщательный, перебирают все…

Я решил сделать так: положил на дно чемодана книги и тфилин, на них — немного сухарей, сверху — машинку для бритья. Здесь уже несколько раз говорилось, что еврейский закон запрещает бритье лезвием, поэтому я не позволял, чтобы меня брили вместе со всеми: заключенным бритвы не полагалось, их брил ”парикмахер”. Я брился сам — только машинкой. На самый верх я положил горшочки из-под риса.

Сейчас объясню, как они ко мне попали. В лагере я ничего, кроме хлеба, не ел, поэтому каждые десять дней жена приносила мне горшочек с рисом. Должен сказать, рис мне так надоел, что с тех пор я на него смотреть не могу.

Однажды, незадолго до того, как нас перевели из этого лагеря, рис принесла не жена, а какая-то незнакомая женщина.

—    Что с женой? — спрашиваю.

—    С сыном сидит. У него воспаление среднего уха. Положение серьезное.

Проходит несколько недель — никого нет. Потом опять приходит женщина и приносит горшочек с рисом. Что происходит?

Женщина объяснила: ־ Жена прийти не может, заболела, — и опять исчезла.

Можете себе представить мое состояние! Чужие люди приносят еду, о семье нет никаких сведений! Я был так расстроен, что не мог после работы найти свой барак! В барак с закутком (я его восстановил и по-прежнему забегал туда учиться и молиться) я дорогу находил, но жил я теперь в другом — и его не мог отыскать. Удивительная вещь: там и всего-то несколько этих бараков, а я каждый раз по полчаса тыкался то в один, то в другой, а в свой не попадал. Пока кто-нибудь не сжалится надо мной и не скажет: “На, вот тебе твой барак” — и отведет туда…

Некому было отдать эти два горшочка, и я положил их сверху в чемодан. И только потом понял, насколько не случайным было все стечение обстоятельств и горшки в чемодане. Но тогда мне трудно было это понять.

Собрав чемодан, я сказал Всевышнему: ”Рибоно шель олам, я делаю, что я могу. Ты сделай, что Ты можешь”.

Главным проверяющим при обыске был Олимпиев, скверный человек. Он делал чудовищные вещи. Вот вам один только случай.

Можете мне поверить, работал я добросовестно. Изо всех сил старался, чтобы мной были довольны. Я носил воду для всего лагеря, убирал территорию, да еще взялся чистить ото льда трехэтажную металлическую лестницу, находивщуюся снаружи здания. Для этого мне выдали лопату и метлу. Как-то раз отбил я лопатой лед, прислонил ее к стене и на секунду отвернулся взять метлу. В это время мимо проходил Олимпиев. Поднимаю голову — нет лопаты. Я бегу за ним:

—    Гражданин начальник, где лопата?

Он говорит:

—    Какая лопата? Не знаю никакой лопаты.

И пишет рапорт: заключенный Зильбер взял лопату якобы для работы, а на самом деле отдал ее заключенным, чтобы они сводили счеты друг с другом. Отправить в карцер на трое суток.

Знаете, что такое карцер? Будка не больше телефонной. Сесть невозможно. Холод страшный! Стоишь ”танцуешь” — греешь ноги. Норма питания — триста граммов хлеба, шестьсот граммов воды…

К счастью, засадить меня ему не удалось. Я сперва не знал почему. Вижу только: приказ отдан, а в карцер не забирают. Потом выяснилось — начальник санчасти воспротивился:

—    Кто будет носить воду, пока найдут людей?

Действительно, сразу такого дурака не найдешь.

Понятно теперь, что за человек был этот Олимпиев? И как раз он руководил обыском.

Двадцать седьмого февраля, в пятницу (за неделю до суда над врачами), в два часа дня нас выгнали на улицу и держали на морозе до пяти. В этот день мороз был минус тридцать с лишним, да еще метель. Мы буквально замерзали. А наши мучители не спешили. Им-то что! Они заходили в помещение, пили чай, грелись, отдыхали.

Подошла моя очередь на проверку. Олимпиев неподалеку проверяет чьи-то вещи, остальные открывают мой чемодан. В глаза им сразу бросаются два горшка. Они начинают хохотать:  —  Он же религиозный, в столовой ничего не ест. Только хлеб берет и чай. Вот ему и приносят еду в этих горшках, ха-ха-ха!

—    прямо корчатся со смеху.

Услышал Олимпиев, как они смеются, и говорит из своего угла:

—    Да-да, я его знаю. У него еще есть заскок — бреется не лезвием, а какой-то чудной машинкой! Разрешение на нее получил!

Сняли они эти два горшка, а под ними сухари. Между сухарями и горшками лежала машинка для бритья и разрешение.

Они хохочут:

—    Точно! Вот и машинка!

А Олимпиев опять говорит:

—    Разрешение на машинку есть — это я хорошо помню. И чемоданчик этот из дому — могу засвидетельствовать.

До сих пор не понимаю, как он сказал очевидную для всех ложь в мою пользу? При мне за эти три часа он отнял штук тридцать таких чемоданов. Как увидит такой, — а его сразу видно!  —  выкидывает вещи на снег, и с каким наслаждением! — а чемодан швыряет в сторону. Там уже валялась гора таких чемоданов. А тут он сказал, что это мой чемодан из дому!

Это чудо номер один.

Дальше. Всех проверяли тщательно, а у меня только сняли горшки и машинку. Я был единственный, кого не обыскали! Если бы они чуть тронули сухари, сразу нашли бы книги, и тогда всему конец. Но они не стали искать дальше, хотя были обязаны. Закрыли чемодан, и все!

Это чудо номер два.

”Если бы не Г-сподь, который был с нами, когда встали на нас люди, то живыми поглотили бы они нас, когда разгорелся их гнев на нас” (Теилим, 124:2-3).

Солнце уже заходило, наступала суббота, нести чемодан я не мог и договорился с заключенным Исаевым, что он отнесет мой чемодан в другой лагерь. (Из книги «Чтобы ты остался евреем»).