Статьи

В начале главы «Шмот» имя праведного Йосефа упоминается трижды: 1. Сообщить, что любимый сын праотца Яакова находился в Мицраиме до того, когда туда спустилась вся его большая семья. 2. Сообщить, что Йосеф-праведник умер раньше всех своих братьев. 3. Сообщить, что воцарился царь в Мицраиме, который «не знал Йосефа». И если  первые два упоминания понятны, то третье вызывает недоумение. Даже после объяснения Раши: «Рав и Шмуэль  (расходятся в мнениях). Один говорит (что это) действительно новый (царь). Другой говорит, что новыми были (только) его указы… Он делал вид, будто не знал Йосефа».

Если согласиться, что это — новый царь, то он не мог «не знать Йосефа», так как праведный, мудрый наместник страны правил восемьдесят лет, и «будущий царь», вероятнее всего, знал его лично.

Если допустить, что это тот Паро, через которого Йосеф возвеличился, то почему Тора говорит о нем, что он «не знал Йосефа?»

Объясняет рав Барух Розенблюм:

«Если имя Йосефа упомянуто трижды, то это с целью обратить наше внимание на то, чем Паро сознательно игнорирует. Что имеется в виду? Царь Мицраима был посвящен в жизненную историю Правителя страны. Йосеф предстал перед ним рабом, освободить которого мог лишь указ царя. Рабом он стал по «желанию» своих братьев, которым не понравились его «претензии» на царство в семье Яакова. И то, что Йосеф, по их мнению,»выдает» за пророчество, их не впечатляет, а, наоборот, раздражает, вызывает зависть и неприязнь к нему!

И тогда они решают доказать себе, что в этом споре, в этом духовом поединке с младшим братом — они на высоте! Поэтому и продают брата в рабство, в страну, которая сосредоточила в себе большую часть духовной нечистоты всего мира! С надеждой, что Йосефу из рабства никогда не выбраться. И это значит — что его сны — фикция.

Но мы (и Паро!) знаем чем это закончилось. Йосеф, а не братья оказался на высоте. Потому что таков замысел Того, Кто управляет миром. И жизнь Йосефа-праведника  учит именно этому. И когда Тора сообщает нам, что «новый» Паро не знал Йосефа, то здесь намек на желание царя Мицраима «отодвинуть» в сторону Царя Мира«.

Как видим, Паро проигрывает дважды: 1. Война с Творцом, которая выражается в попытке поработить самым страшным образом избранный народ, обласканный Б-жественой милостью, обречена на поражение!

2. «Забыв» о том, что сделал Йосеф-праведник лично для него, и для всех мицрим, Паро проявляет вопиющую неблагодарность. Понятно, что эта его «забывчивость» лишь усугубляет наказание и ему, и его подданным…

Отсюда можно выучить как важно  развивать в себе черту характера — акарат тов — помнить добро, которое сотворили тебе, и делать добро в ответ на добро…

Этим прекрасным качеством отличался наш незабвенный рав Ицхак Зильбер (זצל). Причем, Учитель платил добром за добро не только тем, кто был добр к нему. Существуют десятки свидетельств, когда Рав относился по-доброму ко многим людям, которых даже не знал никогда, будто к самым близким родственникам и давним проверенным друзьям.

Вот несколько из них:

Вспоминает Рахель Вольф:

Когда у Зильберов  родилась Хавочка (средняя дочь, сегодня раббанит Хава Куперман — Й. С.), мой папа остался в Ташкенте один, потому что мы с мамой гостили в Москве у родственников. Папа кипятил молоко  и возил Гите, жене рава Ицхака, — считалось, что молоко помогает при кормлении. Хотел как-то им помочь.

А рав Ицхак прислал нам телеграмму в Москву: «Родилась девочка!» Хотел нам сделать приятное… Он был очень благодарным человеком — (мекир това), и очень ценил, что мы ему помогли.

Папа умер примерно за неделю до Рош а-Шана. Так как Гита кормила малышку Хаву, мама попросила, чтобы ей не говорили об этом, чтобы у нее не пропало молоко. Рав Ицхак и его сын Бенцион согласились ей ничего не рассказывать.

Но когда Всевышний хочет… Вдруг Гита прибегает к нам . Оказалось, что к ней зашла общая знакомая и пошутила:

Как вам нравится, что сделал Рабинович?

-Так Гита со смехом спрашивает:

-Что мог сделать Рабинович? Украсть? Убить?

А она в ответ:

-Как вы не знаете? Он умер!

Гита сразу примчалась…

А потом, несмотря, что Хавочке  было всего лишь месяца два, они всей семьей приехали к нам на Рош а-Шана, чтобы нас утешить, чтобы мы не оставались одни в праздник, чтобы нам было легче переносить потерю главы семьи…

Рассказывает Моше Айзенштат

БЭСЭДЭР

Когда рав Ицхак болел, я ночевал у него дома. Так продолжалось на протяжении примерно полутора лет. Была группа людей, все распределились и дежурили раз в две недели. Ночуя у него, я увидел его быт: что он ест, что пьет и так далее. Когда я увидел, что он ест, у меня просто волосы встали дыбом: больной человек, а его еда — яички вареные, селедочка, молоко и консервы! Я говорю: — Рав Ицхак, вам же это нельзя есть! Он: — Да… — Почему вы не едите овощи, почему вы не едите фрукты? Он отвечает: — Не знаю… Я пошел на рынок, купил огурцов, помидоров, того, сего. Пришел, сделал ему салат из овощей, из фруктов. Еще чего-то и еще чего-то. Поставил на стол: — Рав Ицхак, попробуйте! Он стал есть. Я спрашиваю: — Вкусно, рав Ицхак? Он говорит: — Вкусно. — Почему вы этого не делаете? Можно мне сказать об этом вашей дочери, или, хотите, я вам буду покупать? — Нет, нет, не беспокойтесь. Всё будет в порядке.

Проходит несколько дней, и я встречаю его дочь: — Хава, почему вы не покупаете своему папе помидоры, огурцы? Она отвечает: — Он это не любит, он это не ест. — Ну, как же, — говорю, — я ему приготовил, он съел с большим удовольствием. Она говорит: — Мойше, когда вы ушли, он не стал есть, отдал нам. — Как? Он же при мне сидел и ел, и хвалил! — Мойше! Это же все из уважения к вам, чтобы вас не обидеть. Вы же пошли, и купили, и сделали. Вы же от всего сердца. Но он это не любит. Только из уважения к вам он все это кушал. И тогда я понял, кто такой рав Ицхак. Мне очень трудно привести примеры, которые бы доказывали то, что я сейчас скажу. Рав Ицхак при всей своей доброте, и при всей своей отзывчивости, и при всём том, что готов был в любой момент прийти людям на помощь, — был тверд и упрям так, что с места его сдвинуть было нельзя. Он никогда не спорил, не пытался никому ничего доказать. Если он видел, что человек не согласен — бэсэдэр, — все в порядке, нет проблем… Он старался промолчать. Но его самого сдвинуть было невозможно. Я помню один случай. Приехали мы домой после занятий из ешивы. Была зима, холодно, он плохо себя чувствовал, едва-едва притащился… И вдруг раздается звонок, и кто-то говорит, что необходимо срочно ехать в другой город: у женщины, у которой завтра хупа, не хватает какого-то документа. короче, жуткая трагедия! Он мне говорит: — Миша, мне нужно ехать в Бейтар. Я говорю: — Рав Ицхак! Какой Бейтар? Ночь на дворе, холодно. Вы же устали, вы целый день бегали. И я устал, я не могу ехать, я вас не повезу! Он тут же позвонил, вызвал такси и уехал в Бейтар. В любую минуту он был готов прийти людям на помощь. Как-то раз ему нужно было поехать в Хайфу. Тоже это было связано с тем, что у одной женщины не хватало какого-то документа. — Рав Ицхак, — говорю, — я не могу поехать с вами, мне нужно на работу идти завтра рано утром. Я не могу вас отвезти. — Ну и что? Какие проблемы? Короче, так: рав Зильбер за свои деньги взял такси и поехал в Хайфу. Я просто выпал в осадок! В Хайфу — на такси! Он поехал за свои деньги, за свой счёт, и это при том, что пенсию он получал 1400 шекелей в месяц. Вот что такое рав Ицхак.

Рассказывает Йосеф Швингер

ЕВРЕЙ В БЕДЕ

Я могу свидетельствовать — более двадцати лет, что я был знаком с равом Ицхаком Зильбером, с того самого момента, как я стал его зятем, он никогда не вёл сиха бэтэла — пустых разговоров, которые не касаются Торы. Когда мы с ним встречались, он спрашивал: «Шалом, вос эрцэх?» — «Что слышно?», и сразу же, не дожидаясь ответа, начинал рассказывать какой-нибудь интересный комментарий на недельную главу Торы. Он мог бы, как это принято для вежливости, задать общие вопросы, например, как дела у детей — его внуков, но он делал приветствие как можно более кратким и сразу переходил к диврэй Тора. И когда я пытаюсь вспоминать наши с ним разговоры, — вспоминаются только слова Торы. Иногда он обращался ко мне с просьбами, с которыми обращались к нему всякие неустроенные люди, которые плохо знали иврит, или одинокие женщины, у которых были проблемы с государственными учреждениями, чиновниками, с бюрократической системой… Случалось, что не было возможности помочь, но он не принимал такой ответ. Например, были ситуации, когда кто-то пытался записать своего сына в ешиву или школу, а тот не подходил по критериям. Когда я ему пытался объяснить, что невозможно помочь этому человеку, что он не подходит по критериям, согласно которым это учреждение оказывает помощь, он возмущался:

— Как это «не подходит»? Что значит «критерии»?! Мы обязаны помочь человеку! Иногда я спрашивал: — Какое вам дело до этого вопроса, какая у вас связь с этим человеком? Почему именно вы ему помогаете? Он отвечал: — Еврей в беде, — невозможно это так оставить, мы обязаны действовать! Вообще, странно, что так много людей обращалось к нему с просьбой о помощи, в том числе в областях, совершенно далёких от того, чем он занимался. Но они видели в нём отца… И я знал, что он никогда не отступит. Уже через час он перезванивал и спрашивал: — Ну, реб Йосеф? Иногда я ему отвечал: — Я пытался звонить каким-то служащим, но Он торопил: — Мы обязаны уладить это дело. Обязаны! — и продолжал настаивать, и звонил моей жене Малке, своей дочери, и не успокаивался, пока этот вопрос не был решён. И он не оставил ни одну просьбу без ответа. И в большинстве случаев, бэ-сията ди-Шмайа, все устраивалось…

Рассказывает Йеуда Аврех

ЖИЗНЬ

Рав Зильбер жил исполнением мицвот, и добрые дела давали ему силы. В этом была его жизнь. И наоборот, когда он не мог делать добрые дела, у него не получалось, — это было для него прямо как пикуах нефеш, — опасно для здоровья. Однажды он давал урок в ешиве «Двар Йерушалаим» и приехал на него изрядно усталый после войны в раббануте. В два часа кончился урок, после него были вопросы, и в три часа он приехал домой отдохнуть. Он страшно устал и сразу сказал мне, что идет спать. В шесть у него был урок в «Швут Ами». Он боялся, что не будет сил дать урок, он будет себя плохо чувствовать, — и сказал мне, чтобы его никто не беспокоил.

Я попросил его хотя бы перекусить, но он отказался: — Йеуда, у меня нет сил кушать… Он лег отдыхать. Я немного расслабился, собрался пойти в магазин что-нибудь ему купить перекусить, и в эту минуту, когда Рав пошел отдыхать, в дверь сильно-сильно постучали! Рав встал. Человек вошел в дом и сказал, что в Гило одна одинокая женщина сидит шива и ее почти никто не навещает (по еврейскому обычаю в первые семь дней после смерти близкого принято не оставлять родственников одних, чтобы у них постоянно были посетители). А к ней почти никто не заходит… Я пытался что-то сказать, но меня уже никто не слушал, — Рав собрался за секунду, выскочил из дома, взял такси и помчался в Гило. Мне он сказал, что я должен остаться дома и отвечать на телефонные звонки. Я остался очень расстроенный, что не смог выполнить свою задачу охраны, и волновался, что Рав уехал на другой конец города, не отдохнув, не поев… Он вернулся в полшестого и весь сиял, как будто хорошо отдохнул. Cказал: — Это была большая мицва… Там была очень достойная женщина, и очень хорошо, что я поехал. Другой раз перед праздником Рош а-Шана — Новым годом — нужно было сделать хупу его ученику, который сидел в тюрьме в другом городе. Рав Ицхак поехал в тюрьму, но другой раввин, тюремный, не был таким сочувствующим, как рав Зильбер, и сказал, что не хватает каких-то бумажек и, пока их не будет, не будет и хупы… Рав Зильбер его очень уговаривал, но обычные трюки не помогли, он ничего не смог изменить. Приехал после этой поездки совершенно больной. Уехал здоровый — вернулся больной, и проболел несколько недель…

(Из книги р. Авраама Коэна «Рав Ицхак»).