Статьи

Сегодня глубина Торы, отраженная в словах мудрецов, приходит к нам и с помощью интернета. И мы используем эту возможность при участии наших авторов, чтобы приблизить к ее вечным ценностям всех желающих познать Истину.

04
Авг

Живая Тора. Учеба с равом Ицхаком Зильбером: Ваэтханан 5780

р. Йосеф Скляр. Воспоминания об Учителе.

Глава «Ваэтханан»  начинается со слов: «И молил я о милости  в пору ту, говоря…» (Дварим, 3:23). Сообщает нам Тора о той титанической духовной работе, которую сотворил Моше-рабейну за несколько месяцев до своей кончины, а именно: пятьсот пятнадцать молитв! Есть комментаторы, говорящие, что слова «в ту пору»  (эт рацон)  намекают на время особого благоволения к молитве. Приведем несколько примеров этого благоволения: эрев рош ходеш; шаббатняя Минха;  канун рош-ходеш (начала месяца) Сиван – месяца, в котором дана была Тора, и мы были названы тогда “сынами Господу, Богу нашему” ( по мнению Шла а-кадош); хацот лайла — глубокой ночью, после полуночи;  дни месяца Элул (предшествующего Рош а-Шана), называются «днями благоволения», потому что они особенно благоприятны для Торы, для молитвы, для того, чтобы выплескивать сердце перед Всевышним; понедельник и четверг — дни особого благоволения Всевышнего, поскольку по велению Всевышнего Моше-рабейну поднялся на гору Синай для получения вторых Скрижалей Завета в четверг и спустился с ними в понедельник, через сорок дней, принеся Израилю полное прощение за грех построения золотого тельца. Сюда, также, добавляют Ту бэ Ав. И учим это именно из слов «эт рацон«. Моше-рабейну с того дня, в котором он усмотрел особое расположение Небес, начал свой молитвенный марафон, очень надеясь преуспеть! И выучил он у последних пятнадцати тысяч праведников не умерших, как было предопределено Б-жественным Судом в прошедший день 9 Ава, о силе молитвы даже тогда, когда меч занесен над головой. Эти последние евреи из Поколения пустыни, как и их предшественники,  9 Ава легли в вырытые ими могилы, чтобы умереть. Другого варианта не было! Понятно, что они раскаялись перед «смертью»… и их раскаяние было принято! Именно в Ту бэ Ав (пятнадцатого Ава) прощенные поняли, что не умрут! И с этого дня Моше-рабейну, над которым также гзера — умереть — начинает неистово молить о прощении!!! Говорят комментаторы:Учителю не хватило одной-единственной молитвы, чтобы получить на свою просьбу положительный ответ. И он не произнес эту молитву, отнюдь, не из-за того что «истощились» его духовные силы, или из-за того что «опустил руки» от огорчения. Скорее всего, молитва Моше была настолько сильна, что могла сотрясти Небеса так, как никогда ранее в истории человечества. Но благословенный Творец знал, что ему действительно нельзя зайти в Землю Израиля. Поэтому, когда наступил «переломный момент», когда еще чуть-чуть и его молитва прорвала бы все Небесные Врата, приказал ему Всевышний: «Довольно тебе! Не говори со Мной об этом более» (Дварим 3:26).

Как так?! Разве можно приказать жаждущему близости к Творцу еврею прекратить молитву?! Ведь это означает буквально отнять у него землю из под ног! В ответ наши мудрецы приводят сильнейший аргумент: стоило Моше произнести еще всего одну, 516-ю молитву, не было бы у Творца выбора, как исполнить его просьбу. Но тогда бы это «расстроило планы» всей дальнейшей истории еврейского народа. А этого Творец не мог допустить.
Отсюда мы учим еще одну потрясающую вещь: даже, когда нам кажется, что мы молимся правильно, а ответа Свыше никакого нет, это совсем не означает что нас не слышат

Мы должны позаимствовать у наших предков их умение взывать к Б-гу и их умение просить Его о помощи во всем. Этот призыв и плач всегда спасал евреев от всех бед. Без него нас давно бы уже не было на свете. Рамхаль  в своей книге «Дерех Ашем» пишет: «Понятие молитвы — это одна из тех категорий, которые были созданы Высшей мудростью для того, чтобы нуждающиеся постоянно в милости свыше сразу бы приблизились к Творцу и смогли выпросить у него милости. В зависимости от силы просьбы будет послана помощь, а если не будут просить, то и не получат ее».

Самое первое и привычное представление о молитве заключается в том, что с ее помощью можно всегда по милости Творца получить необходимое, даже если своими силами мы не смогли добиться этого блага и не удостоились его за свои заслуги. Но есть еще одно важное определение в понятии молитвы. Мудрецы говорят, что молитва — «ворота» или «дверь» в сокровищницу Небес. Это значит, что даже если человеку что-то полагается свыше, и он может достичь необходимого своими силами, и то, чего он желает, уже приготовлено для него, никогда ему этого не добиться, пока не помолится.

Наш незабвенный учитель, рав Ицхак Зильбер (זצל)  открывал эти ворота, эту дверь в сокровищницу Небес много раз, прося и за себя и за других, потому что был бааль тфила! Приведу несколько ярких примеров из его жизни, свидетельствующих об этом его умении:

«Пришла пора вступительных экзаменов — поступал я в Химикотехнологический. А время такое, что во всем нехватка. Не хватало и учебников. Мне предстоял конкурсный экзамен по истории партии — предмету очень и очень весомому, а обязательной для всех поступающих ”Истории партии” Волина и Ингулова я ни разу в глаза не видал, хоть и окончил курсы. На всю группу был один такой учебник. Слушатели курсов как-то ухитрялись конспектировать его по очереди, а у меня на это не было времени. Помню, я сказал Всевышнему: ”Ты знаешь, что я хочу исполнить Твою волю. Я хочу работать так, чтобы можно было соблюдать субботу. Я сделаю, что я могу, Ты сделай, что Ты можешь”. (Выделено мною — Й. С.) 

Короче, пришел я на экзамен. И опоздал на полчаса — почему, не помню. Меня крепко отругали, но экзамен все-таки согласились принять: ”Сидите, ждите”. Тут я увидел у одного студента этот учебник и попросил его на несколько минут. Открываю и читаю: ”Седьмой съезд партии. Выступление Ленина о заключении мира с Германией. Выступление Бухарина о войне до победного конца”. Я успел прочесть страницу с четвертью, и меня вызвали. Тяну билет: ”Седьмой съезд партии. Выступления Ленина и Бухарина”. И ничего больше не спросили, поставили хорошую оценку.

Так у меня прошел не один экзамен. Было много удивительных случаев».

«Нам дали задание: пройти по деревням и записать детей, которые должны пойти в будущем году в школу. Мне досталось село Большие Кабаны, в пяти километрах от Столбищ.

По-прежнему голодный, иду в Большие Кабаны. Обычно туда вела тропинка, но сейчас ее замело. Я потерял тропу и сбился с пути. Иду по глубокому — выше колен — рыхлому снегу. Приходится прыгать. Я прыгаю, прыгаю, прыгаю. Двигаться все труднее. Тут еще поднялся невыносимый ветер. Чувствую — силы на исходе. Меня вдруг одолело страстное желание (за всю жизнь по сегодняшний день не испытывал такого непреодолимого желания!) —  прилечь отдохнуть хотя бы на минутку. Но я вспомнил, что так замерзают, и стал молиться: ”Я единственный сын у родителей, я еще молод, ничего не успел сделать. И что будет с родителями без меня?” Я просил Б-га пожалеть моих родителей. И Я увидел, что есть Тот, Кто ”шомеа тфила” — слышит молитву. (Это не значит, что Всевышний тотчас же исполняет то, о чем просишь, но молитва не пропадает впустую!) (Выделено мною — Й. С.) Сунул я руку в карман и чувствую: там что-то лежит, в бумагу завернуто. Вытаскиваю — кусочек халвы! Мы три хода не то что не ели — не видели ни сливочного масла, ни сахара. А тут вдруг халва! Откуда? Ничего не понимаю. (Оказалось, маме накануне удалось купить кусочек халвы у соседа, и она положила мне в карман эту единственную в доме еду.) Я съел кусочек халвы, и мне сразу стало лучше. Я решил бороться до конца. Я прыгал и прыгал из последних сил и чудом опять попал на тропинку. Дошел до деревни, переписал всех детей и вернулся назад».

 

НЕОЖИДАННЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

«За несколько недель до свадьбы я приехал в Куйбышев. В отличие от Казани, где синагога была запрещена и молились тайно, в Куйбышеве она была официально открыта. Я и в Казани каждый день посещал тайный молельный дом, что уж говорить про Куйбышев, где синагога действовала официально и где меня, как я полагал, никто не знает!

Рав Мордехай Дубин постоянно находился там, сидя над Талмудом. В день он обычно разбирал по три темы из разных разделов Гемары. Я занимался вместе с ним.

Свадьба была назначена на вторник. В четверг предыдущей недели переходил я улицу. Вдруг ко мне подходит милиционер:

—    Гражданин, вы нарушили правила уличного движения.

Я удивился: я ведь не один перешел, и он никому замечания не сделал. Я ему даю не то полтинник, не то рубль — штраф. Он качает головой:

—    Нет, пройдемте.

Я иду. Пришли, а на двери табличка: СМЕРШ (военная контрразведка — ”Смерть шпионам!”).

Ввели меня в комнату, посадили за стол. Допрашивали трое. Били по лицу изо всей силы. Очки сломали, чуть не выбили зубы. Очень сильно били.

—    Что у тебя за дела, — как они выразились, — с фон Дубиным?

Я объясняю, что приехал из Казани, что там нет синагоги, а здесь есть. И хотя я учитель, но решил зайти в синагогу и там познакомился с Дубиным.

Тут они показывают мне номер телефона:

А это что?

Как он у них оказался — ума не приложу! Дело в том, что как-то я спросил у рава Дубина, не могу ли быть ему чем-то полезен. Он и попросил меня заказать для него телефонный разговор с сестрой, которая живет в Москве. Я и заказал.

Короче, увидел я этот номер и понял, что попался. Но я твердил свое: познакомился в синагоге и просто выполнил просьбу. Меня избили, отняли все, что было: записи, документы — и бросили в камеру.

Понятное дело, кинулись читать мои записи. Но там разобраться непросто: пишу я то на одной стороне листа, то на другой, то на полях, да к тому же на иврите. Назавтра опять приводят к следователям:

—    Ты регулярно организуешь встречи с человеком, обозначенным в записях как ”НТТИ”.

Я понял, что они, вероятно, вызвали какого-то доносчика из синагоги и он им прочел ивритский текст.

—    ”НТТИ”, — объяснил я, — на иврите ”натати”, означает ”я дал”. У евреев принято каждый день давать деньги для нуждающихся. Можете проверить — везде после ”НТТИ” стоит цифра: полтинник, или там тридцать копеек, или рубль.

Хорошо. С этим уладили. Тогда мне показывают другую запись. Тут я немного растерялся — чувствую: этого мне им никак не объяснить.

Надо сказать, что в Казани в синагоге было очень мало книг, но в Куйбышеве — уму непостижимо, сколько! Даже здесь, в иерусалимских синагогах, нет такого. Как они туда попали? Через беженцев — евреев из Литвы, из Латвии. Они умерли, их книги сдали в синагогу, и там оказалось много редких книг и рукописей.

Я нашел тут книгу, о которой слышал, но которой в Казани не видел. Написал ее рав Акива Эйгер (великий мудрец, живший в Германии примерно двести лет назад). Несколько тем из книги меня особенно заинтересовали, и я их законспектировал. Касались они расстояния, на которое разрешено удаляться от населенного пункта в субботу. Рав Эйгер обсуждает, как следует производить измерения, когда натыкаешься на гору. Об этих-то записях меня сейчас и спрашивали.

Я стал добросовестно объяснять. Поскольку рав Акива Эйгер обыкновенно задает вопросы к комментариям Раши и Тосафот к Талмуду, то следует объяснить мишну (она содержит исходное положение), потом Гемару (трактовки мудрецов эпохи Талмуда), потом надо рассказать, что говорит на данную тему Раши, потом изложить точку зрения Тосафот, потом сам вопрос рава Эйгера и, наконец, его ответ. Я говорил часа полтора, а то и два.

Ручаюсь вам, они даже мишну не поняли. Так и остались в убеждении, что я их обманываю. А потом позвонили куда-то. Слышу — речь обо мне: обсуждают, сколько мне дать — пятнадцать лет или только десять… Это у них, говорят, прием такой — запугать человека, чтобы добиться признания.

А ведь наступила пятница. Я думал о том, что будет с моей матерью, которая уже сидит на пароходе, и пароход должен прибыть в Куйбышев в воскресенье или понедельник (если ты сел на пароход, обслуживаемый нееврейским экипажем, заблаговременно, до субботы, то плыть в субботу разрешается). Мать едет на праздник, на свадьбу сына — и найдет его в тюрьме! А у нее порок сердца, и только что исполнился год со дня смерти отца. И я начинаю молиться Всевышнему, чтобы Он пожалел мою мать, говорю, что я у нее единственный сын, и если меня посадят, что с ней станет! ( Выделено мною — Й. С.).

До сих пор не знаю, как и почему, но в пятницу под вечер меня неожиданно выпустили. Я еще успел забежать в синагогу на вечернюю молитву».

МОЙ СТАРЫЙ ЧЕМОДАН

Есть у меня чемодан, который я люблю держать под рукой, сидя за столом в Пурим и на Седер Песах. С этим необыкновенным чемоданом трижды происходили чудеса.

Начнем с того, что чемодан краденый. Что значит — краденый? В лагере, где я находился, имелось мебельное производство. Естественно, заключенные крали фанеру. А из фанеры делали чемоданы. Но, выходя на свободу, это ”государственное имущество” они должны были оставлять за проволокой. Один такой оставленный чемодан достался мне, и я держал в нем свои вещи.

В конце февраля группу заключенных, и меня в том числе, переводили в другой лагерь. День отъезда объявили неожиданно, собраться надо было немедленно. Я оказался перед сложной проблемой: как перенести в новый лагерь мое тайное имущество? Тфилин, мишнает, Пасхальную Агаду, Танах, на котором я написал слова из Теилим: ”Если бы не Тора Твоя, мое утешение, я бы пропал в беде” (119:92)? Потом, после лагеря, я эту книгу отдал одному еврею, который от нечего делать изучал ислам. Не знал человек, что изучать надо.

Страшно даже подумать, что будет, если, не дай Б-г, найдут. Я уж не говорю об обвинениях в контрреволюции. Но ведь сразу начнется: ”Откуда это и как сюда попало?” Вишнев же меня предупреждал: ”Резать будут на куски — не говори”.

Что делать? Оставить — сердце не позволяет. Взять с собой — вдруг найдут? И как не найти! Стоят три надзирателя, смотрят во все глаза, обыск идет самый тщательный, перебирают все…

Я решил сделать так: положил на дно чемодана книги и тфилин, на них — немного сухарей, сверху — машинку для бритья. Здесь уже несколько раз говорилось, что еврейский закон запрещает бритье лезвием, поэтому я не позволял, чтобы меня брили вместе со всеми: заключенным бритвы не полагалось, их брил ”парикмахер”. Я брился сам — только машинкой. На самый верх я положил горшочки из-под риса.

Сейчас объясню, как они ко мне попали. В лагере я ничего, кроме хлеба, не ел, поэтому каждые десять дней жена приносила мне горшочек с рисом. Должен сказать, рис мне так надоел, что с тех пор я на него смотреть не могу.

Однажды, незадолго до того, как нас перевели из этого лагеря, рис принесла не жена, а какая-то незнакомая женщина.

—    Что с женой? — спрашиваю.

—    С сыном сидит. У него воспаление среднего уха. Положение серьезное.

Проходит несколько недель — никого нет. Потом опять приходит женщина и приносит горшочек с рисом. Что происходит?

Женщина объяснила: ־ Жена прийти не может, заболела, — и опять исчезла.

Можете себе представить мое состояние! Чужие люди приносят еду, о семье нет никаких сведений! Я был так расстроен, что не мог после работы найти свой барак! В барак с закутком (я его восстановил и по-прежнему забегал туда учиться и молиться) я дорогу находил, но жил я теперь в другом — и его не мог отыскать. Удивительная вещь: там и всего-то несколько этих бараков, а я каждый раз по полчаса тыкался то в один, то в другой, а в свой не попадал. Пока кто-нибудь не сжалится надо мной и не скажет: “На, вот тебе твой барак” — и отведет туда…

Некому было отдать эти два горшочка, и я положил их сверху в чемодан. И только потом понял, насколько не случайным было все стечение обстоятельств и горшки в чемодане. Но тогда мне трудно было это понять.

Собрав чемодан, я сказал Всевышнему: ”Рибоно шель олам, я делаю, что я могу. Ты сделай, что Ты можешь” (Выделено мною — Й. С.)

Главным проверяющим при обыске был Олимпиев, скверный человек. Он делал чудовищные вещи. Вот вам один только случай.

Можете мне поверить, работал я добросовестно. Изо всех сил старался, чтобы мной были довольны. Я носил воду для всего лагеря, убирал территорию, да еще взялся чистить ото льда трехэтажную металлическую лестницу, находивщуюся снаружи здания. Для этого мне выдали лопату и метлу. Как-то раз отбил я лопатой лед, прислонил ее к стене и на секунду отвернулся взять метлу. В это время мимо проходил Олимпиев. Поднимаю голову — нет лопаты. Я бегу за ним:

—    Гражданин начальник, где лопата?

Он говорит:

—    Какая лопата? Не знаю никакой лопаты.

И пишет рапорт: заключенный Зильбер взял лопату якобы для работы, а на самом деле отдал ее заключенным, чтобы они сводили счеты друг с другом. Отправить в карцер на трое суток.

Знаете, что такое карцер? Будка не больше телефонной. Сесть невозможно. Холод страшный! Стоишь ”танцуешь” — греешь ноги. Норма питания — триста граммов хлеба, шестьсот граммов воды…

К счастью, засадить меня ему не удалось. Я сперва не знал почему. Вижу только: приказ отдан, а в карцер не забирают. Потом выяснилось — начальник санчасти воспротивился:

—    Кто будет носить воду, пока найдут людей?

Действительно, сразу такого дурака не найдешь.

Понятно теперь, что за человек был этот Олимпиев? И как раз он руководил обыском.

Двадцать седьмого февраля, в пятницу (за неделю до суда над врачами), в два часа дня нас выгнали на улицу и держали на морозе до пяти. В этот день мороз был минус тридцать с лишним, да еще метель. Мы буквально замерзали. А наши мучители не спешили. Им-то что! Они заходили в помещение, пили чай, грелись, отдыхали.

Подошла моя очередь на проверку. Олимпиев неподалеку проверяет чьи-то вещи, остальные открывают мой чемодан. В глаза им сразу бросаются два горшка. Они начинают хохотать:  —  Он же религиозный, в столовой ничего не ест. Только хлеб берет и чай. Вот ему и приносят еду в этих горшках, ха-ха-ха!

—    прямо корчатся со смеху.

Услышал Олимпиев, как они смеются, и говорит из своего угла:

—    Да-да, я его знаю. У него еще есть заскок — бреется не лезвием, а какой-то чудной машинкой! Разрешение на нее получил!

Сняли они эти два горшка, а под ними сухари. Между сухарями и горшками лежала машинка для бритья и разрешение.

Они хохочут:

—    Точно! Вот и машинка!

А Олимпиев опять говорит:

—    Разрешение на машинку есть — это я хорошо помню. И чемоданчик этот из дому — могу засвидетельствовать.

До сих пор не понимаю, как он сказал очевидную для всех ложь в мою пользу? При мне за эти три часа он отнял штук тридцать таких чемоданов. Как увидит такой, — а его сразу видно!  —  выкидывает вещи на снег, и с каким наслаждением! — а чемодан швыряет в сторону. Там уже валялась гора таких чемоданов. А тут он сказал, что это мой чемодан из дому!

Это чудо номер один.

Дальше. Всех проверяли тщательно, а у меня только сняли горшки и машинку. Я был единственный, кого не обыскали! Если бы они чуть тронули сухари, сразу нашли бы книги, и тогда всему конец. Но они не стали искать дальше, хотя были обязаны. Закрыли чемодан, и все!

Это чудо номер два.

”Если бы не Г-сподь, который был с нами, когда встали на нас люди, то живыми поглотили бы они нас, когда разгорелся их гнев на нас” (Теилим, 124:2-3).

 

ПОСЛЕДНИЙ ОБЫСК

Приближался конец моего срока. Но я вышел на пару месяцев раньше — по амнистии, объявленной после смерти Сталина. С этой амнистией из лагерей страны вышло большинство сидевших там евреев.

Перед выходом на волю тоже обыскивают. Снова возникла проблема с тфилин и книгами. Я решил рискнуть и еще раз воспользовался чемоданом. Как и в прошлый раз, положил тфилин, мишнает и Танах снизу, а сверху — сухари и машинку. Повторил свою молитву: Рибоно шель олам, я делаю, что я могу, а Ты сделай, что Ты можешь”. (Выделено мною — Й. С.)

И вот меня вызывают на выход. Прихожу с чемоданом. Чем это кончится? Вдруг один из обыскивающих с грозным видом берет меня за рукав:

—    Ну-ка пойдем поговорим!

И уводит в другую комнату, в третью… Мне стало не по себе: наверно, что-то подозревает! Тут он оборачивается ко мне:

—    Не подведешь?

—    Нет! — говорю.

—    Если спросят, что скажешь?

־ Скажу, что обыскал.

Он открывает дверь: —  Выходи!

Так я вышел на свободу.

Как это получилось, понятия не имею! И кажется мне, что с моим чемоданчиком трижды происходило что-то необычное».

 

 

 

 

 


Оставить Комментарий