Статьи

Написано в главе «Мишпатим«: «И будет, когда возопит ко Мне, услышу, ибо Я милостив» (Шмот, 22:26). Рав и его ученики смотрели из окон синагоги наружу. Их город был маленьким, но ему отчаянно требовался дождь, чтобы избежать засухи. Они искали десятого еврея, чтобы в миньяне помолиться о дожде. Из окна синагоги они заметили еврея, известного тем, что он сбросил с себя бремя заповедей. Они позвали его дополнить их миньян и помолиться о дождях.

«Я?! — смутился этот человек и попытался уклониться, — если я буду молиться с вами, Всевышний не станет давать дождей еще несколько месяцев».

«Если ты из-за этого переживаешь, — отозвался рав с улыбкой, — можешь успокоиться. Из-за таких людей, как ты, на мир уже однажды снизошел целый потоп».

Некоторые пренебрегают правом, данным каждому еврею, на какой бы ступени тот ни находился, обращаться напрямую к Б-гу в любой момент, когда он пожелает. Злое начало вводит в заблуждение их сердца, нашептывая, будто право общаться с Всевышним дано лишь великим праведникам, а не простым смертным. Но в комментарии к процитированной выше фразе из Торы Рамбан подчеркивает, что Всевышний «милостив и принимает мольбу каждого человека, несмотря на то, что тот недостоин». Но все это — при условии, что человек будет молиться из глубины сердца. Поэтому и сказано: «Я милостив и слышу мольбу всякого, кто взывает ко Мне». («Оцарот«)

Тора учит нас, как построить отношения с Тем, Кто дал нам жизнь, семью, работу, парнасу, чтобы рассчитываться с банком. И в Торе — никем и ничем неопровержимые доказательства, что все от Б-га! Когда это видишь и понимаешь, то не только интересно, но и радостно жить!!!

Чтобы не быть голословным, приведу один классический пример: с подачи братьев Йосеф отправляется в рабство, где обречен на пожизненное заточение в тюрьме. О какой жизни, семье, детях может для него идти речь?Что его дело могут рассмотреть (даже не говоря еще об освобождении) по теории вероятности равной один — к миллиону. Потому что это может сделать только лишь сам Паро. Какое дело царю Мицраима до какого-то раба, пожизненного заключенного, который «нанес оскорбление» одному из влиятельных царских вельмож?! Всевышний не только освобождает праведного Йосефа, но дает ему жену-еврейку, праведных детей, богатство, власть и заслугу стать спасителем и семьи нашего праотца Яакова, и людей всего древнего мира. На первый взгляд, это случается вдруг, но за этим «вдруг» — двенадцать долгих лет беспрерывных молитв праведника — построенных на вере, благодарности, радости.

Есть евреи, которые, если можно так выразиться, —  были «рождены для молитвы»! Один из них, бесспорно, рав Ицхак Зильбер (זצל)! Те кто, будут читать его книгу «Чтобы ты остался евреем» и книги о нем, смогут в этом убедиться. Приведем несколько примеров:

«Пришла пора вступительных экзаменов — поступал я в Химико-технологический. А время такое, что во всем нехватка. Не хватало и учебников. Мне предстоял конкурсный экзамен по истории партии — предмету очень и очень весомому, а обязательной для всех поступающих ”Истории партии” Волина и Ингулова я ни разу в глаза не видал, хоть и окончил курсы. На всю группу был один такой учебник. Слушатели курсов как-то ухитрялись конспектировать его по очереди, а у меня на это не было времени. Помню, я сказал Всевышнему: ”Ты знаешь, что я хочу исполнить Твою волю. Я хочу работать так, чтобы можно было соблюдать субботу. Я сделаю, что я могу, Ты сделай, что Ты можешь”. (Выделено мною — Й.С.)

Короче, пришел я на экзамен. И опоздал на полчаса — почему, не помню. Меня крепко отругали, но экзамен все-таки согласились принять: ”Сидите, ждите”. Тут я увидел у одного студента этот учебник и попросил его на несколько минут. Открываю и читаю: ”Седьмой съезд партии. Выступление Ленина о заключении мира с Германией. Выступление Бухарина о войне до победного конца”. Я успел прочесть страницу с четвертью, и меня вызвали. Тяну билет: ”Седьмой съезд партии. Выступления Ленина и Бухарина”. И ничего больше не спросили, поставили хорошую оценку.

Так у меня прошел не один экзамен. Было много удивительных случаев».

СУББОТЫ В УНИВЕРСИТЕТЕ

«Если в году пятьдесят две субботы, то сколько раз в жизни я должен был изобрести повод не работать в этот день? Причем так исхитриться, чтобы это не бросалось в глаза!

В университете я дальше ближайшей субботы не загадывал, разрабатывал прием только на одну субботу. Я так и просил: ”Рибоно шель олам, Властелин мира, не поминай мне мои грехи и дай мне возможность соблюсти эту субботу”(Выделено мною — Й.С.). Почему я не просил больше? Трудности надо преодолевать по одной, нельзя громоздить перед собой гору испытаний. До следующей субботы, может случиться, — не дай Б-г! — меня не станет, или — дай Б-г! — Машиах придет…»

КАК Я ЗАМЕРЗАЛ

Работая в Столбищах, я всю неделю жил в селе, а субботы иногда проводил дома, в Казани. Как- то зимой сорок второго я возвращался из Казани в Столбищи. Из дому я вышел в пять утра.

Хлеб я получал ”по месту жительства” — в Столбищах, а потому дома не поел и был очень голоден. Мороз страшный, минус сорок два. И, что нечасто при таком морозе, валит снег. Все двадцать километров до Столбищ я бежал как сумасшедший и добежал туда за три часа. В восемь я был уже в школе. Но меня ждало разочарование. Пекарня в Столбищах в тот день хлеба не выпекла, потому что из-за мороза не привезли дров.

Учеников нет. Пожалуй, можно было бы разойтись по домам. Но советские власти не любят, чтобы учителя ”простаивали”. Нам дали задание: пройти по деревням и записать детей, которые должны пойти в будущем году в школу. Мне досталось село Большие Кабаны, в пяти километрах от Столбищ.

По-прежнему голодный, иду в Большие Кабаны. Обычно туда вела тропинка, но сейчас ее замело. Я потерял тропу и сбился с пути. Иду по глубокому — выше колен — рыхлому снегу. Приходится прыгать. Я прыгаю, прыгаю, прыгаю. Двигаться все труднее. Тут еще поднялся невыносимый ветер. Чувствую — силы на исходе. Меня вдруг одолело страстное желание (за всю жизнь по сегодняшний день не испытывал такого непреодолимого желания!) —  прилечь отдохнуть хотя бы на минутку. Но я вспомнил, что так замерзают, и стал молиться: ”Я единственный сын у родителей, я еще молод, ничего не успел сделать. И что будет с родителями без меня?” Я просил Б-га пожалеть моих родителей. И Я увидел, что есть Тот, Кто ”шомеа тфила” — слышит молитву. (Это не значит, что Всевышний тотчас же исполняет то, о чем просишь, но молитва не пропадает впустую!) (Выделено мною — Й.С.).

Сунул я руку в карман и чувствую: там что-то лежит, в бумагу завернуто. Вытаскиваю — кусочек халвы! Мы три хода не то что не ели — не видели ни сливочного масла, ни сахара. А тут вдруг халва! Откуда? Ничего не понимаю. (Оказалось, маме накануне удалось купить кусочек халвы у соседа, и она положила мне в карман эту единственную в доме еду.) Я съел кусочек халвы, и мне сразу стало лучше. Я решил бороться до конца. Я прыгал и прыгал из последних сил и чудом опять попал на тропинку. Дошел до деревни, переписал всех детей и вернулся назад.

Вечером опять хлеба не было. И назавтра тоже не было хлеба. Лишь под вечер второго дня привезли дрова и затопили печи в пекарне. Я взял хлеб за много дней вперед — два килограмма (в войну хлеб выдавали по карточкам, на которых указывались даты; вперед можно было взять, а задним числом — нет: не успел вовремя — карточка пропала; и нормы были разные: работающим — чуть больше, так называемым иждивенцам — меньше). Съел все сразу — без соли, без воды, без ничего — и остался голодным.

НЕОЖИДАННЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

За несколько недель до свадьбы я приехал в Куйбышев. В отличие от Казани, где синагога была запрещена и молились тайно, в Куйбышеве она была официально открыта. Я и в Казани каждый день посещал тайный молельный дом, что уж говорить про Куйбышев, где синагога действовала официально и где меня, как я полагал, никто не знает!

Рав Мордехай Дубин постоянно находился там, сидя над Талмудом. В день он обычно разбирал по три темы из разных разделов Гемары. Я занимался вместе с ним.

Свадьба была назначена на вторник. В четверг предыдущей недели переходил я улицу. Вдруг ко мне подходит милиционер:

—    Гражданин, вы нарушили правила уличного движения.

Я удивился: я ведь не один перешел, и он никому замечания не сделал. Я ему даю не то полтинник, не то рубль — штраф. Он качает головой:

—    Нет, пройдемте.

Я иду. Пришли, а на двери табличка: СМЕРШ (военная контрразведка — ”Смерть шпионам!”).

Ввели меня в комнату, посадили за стол. Допрашивали трое. Били по лицу изо всей силы. Очки сломали, чуть не выбили зубы. Очень сильно били.

—    Что у тебя за дела, — как они выразились, — с фон Дубиным?

Я объясняю, что приехал из Казани, что там нет синагоги, а здесь есть. И хотя я учитель, но решил зайти в синагогу и там познакомился с Дубиным.

Тут они показывают мне номер телефона:

А это что?

Как он у них оказался — ума не приложу! Дело в том, что как-то я спросил у рава Дубина, не могу ли быть ему чем-то полезен. Он и попросил меня заказать для него телефонный разговор с сестрой, которая живет в Москве. Я и заказал.

Короче, увидел я этот номер и понял, что попался. Но я твердил свое: познакомился в синагоге и просто выполнил просьбу. Меня избили, отняли все, что было: записи, документы — и бросили в камеру.

Понятное дело, кинулись читать мои записи. Но там разобраться непросто: пишу я то на одной стороне листа, то на другой, то на полях, да к тому же на иврите. Назавтра опять приводят к следователям:

—    Ты регулярно организуешь встречи с человеком, обозначенным в записях как ”НТТИ”.

Я понял, что они, вероятно, вызвали какого-то доносчика из синагоги и он им прочел ивритский текст.

—    ”НТТИ”, — объяснил я, — на иврите ”натати”, означает ”я дал”. У евреев принято каждый день давать деньги для нуждающихся. Можете проверить — везде после ”НТТИ” стоит цифра: полтинник, или там тридцать копеек, или рубль.

Хорошо. С этим уладили. Тогда мне показывают другую запись. Тут я немного растерялся — чувствую: этого мне им никак не объяснить.

Надо сказать, что в Казани в синагоге было очень мало книг, но в Куйбышеве — уму непостижимо, сколько! Даже здесь, в иерусалимских синагогах, нет такого. Как они туда попали? Через беженцев — евреев из Литвы, из Латвии. Они умерли, их книги сдали в синагогу, и там оказалось много редких книг и рукописей.

Я нашел тут книгу, о которой слышал, но которой в Казани не видел. Написал ее рав Акива Эйгер (великий мудрец, живший в Германии примерно двести лет назад). Несколько тем из книги меня особенно заинтересовали, и я их законспектировал. Касались они расстояния, на которое разрешено удаляться от населенного пункта в субботу. Рав Эйгер обсуждает, как следует производить измерения, когда натыкаешься на гору. Об этих-то записях меня сейчас и спрашивали.

Я стал добросовестно объяснять. Поскольку рав Акива Эйгер обыкновенно задает вопросы к комментариям Раши и Тосафот к Талмуду, то следует объяснить мишну (она содержит исходное положение), потом Гемару (трактовки мудрецов эпохи Талмуда), потом надо рассказать, что говорит на данную тему Раши, потом изложить точку зрения Тосафот, потом сам вопрос рава Эйгера и, наконец, его ответ. Я говорил часа полтора, а то и два.

Ручаюсь вам, они даже мишну не поняли. Так и остались в убеждении, что я их обманываю. А потом позвонили куда-то. Слышу — речь обо мне: обсуждают, сколько мне дать — пятнадцать лет или только десять… Это у них, говорят, прием такой — запугать человека, чтобы добиться признания.

А ведь наступила пятница. Я думал о том, что будет с моей матерью, которая уже сидит на пароходе, и пароход должен прибыть в Куйбышев в воскресенье или понедельник (если ты сел на пароход, обслуживаемый нееврейским экипажем, заблаговременно, до субботы, то плыть в субботу разрешается). Мать едет на праздник, на свадьбу сына — и найдет его в тюрьме! А у нее порок сердца, и только что исполнился год со дня смерти отца. И я начинаю молиться Всевышнему, чтобы Он пожалел мою мать, говорю, что я у нее единственный сын, и если меня посадят, что с ней станет! (Выделено мною — Й.С.).

До сих пор не знаю, как и почему, но в пятницу под вечер меня неожиданно выпустили. Я еще успел забежать в синагогу на вечернюю молитву.

Свадьба состоялась вовремя.

ПОСЛЕДНИЙ ОБЫСК

«Приближался конец моего срока. Но я вышел на пару месяцев раньше — по амнистии, объявленной после смерти Сталина. С этой амнистией из лагерей страны вышло большинство сидевших там евреев.

Перед выходом на волю тоже обыскивают. Снова возникла проблема с тфилин и книгами. Я решил рискнуть и еще раз воспользовался чемоданом. Как и в прошлый раз, положил тфилин, мишнает и Танах снизу, а сверху — сухари и машинку. Повторил свою молитву: ”Рибоно шель олам, я делаю, что я могу, а Ты сделай, что Ты можешь”. (Выделено мною — Й.С.)

И вот меня вызывают на выход. Прихожу с чемоданом. Чем это кончится? Вдруг один из обыскивающих с грозным видом берет меня за рукав:

—    Ну-ка пойдем поговорим!

И уводит в другую комнату, в третью… Мне стало не по себе: наверно, что-то подозревает! Тут он оборачивается ко мне:

—    Не подведешь?

—    Нет! — говорю.

—    Если спросят, что скажешь?

־ Скажу, что обыскал.

Он открывает дверь: —  Выходи!

Так я вышел на свободу.

Как это получилось, понятия не имею! И кажется мне, что с моим чемоданчиком трижды происходило что-то необычное.