В заслугу праведников, или кнейдалех решили все…
Песах в этом году был сверх-особенный! И нет необходимости объяснять, что я имею в виду: итак все понятно. Да я и не об этом решил сказать. Не важно, как мы провели Пасхальный седер — суть в том, что мы его провели!!! И провели с неописуемой радостью, что он у нас есть! Наверное, этот бесценный дар Небес нам (тшувакам) в добавление к алие, к Эрец Исроэль, к тшуве. (Имеется в виду Песах во всей его полноте со строгим соблюдением всех законов, а не только — вкусно покушать в хорошей компании, развлекая детей). По правде сказать, я уже ни один год спрашиваю себя «за что мы удостоились» этих подарков от Всевышнего?» Понятно, что есть ответы, например: в заслугу праотцов, в заслугу праведных предков (как минимум, прадедушек), за свои поступки (оцененные Свыше, как праведные), страдания и кровь евреев всех поколений во всех галутах, в заслугу праведников нашего поколения… И это не исчерпывающий ответ. Можно привести еще и еще мнения, продолжая размышлять о причинах того, что мы, евреи по рождению, ассимилированные в советского человека (и еще трагичнее «в строителя коммунизма»), «вдруг» удостоились Эрец Исроэль, Торы, тшувы. А теперь, уже и вам интересно: «Если есть столько ответов, то зачем спрашивать?! Ведь ясно все и понятно!»
Попытаюсь ответить и вам, и себе, используя прием исключения. Остановимся на том, что было выше приведено, как примерный ответ:
Итак, «заслуга праотцов». Имеется в виду до последнего поколения? А может она исчерпалась на поколении Эзры и Нехемии, когда возвратившиеся из Вавилонского галута, восстановили разрушенный Храм? Может быть «дотянула» до хашмонаим, освободивших Эрец Исроэль от яваним? А может быть, пребывала на отдельных избранных, которые всегда жили в Земле Исроэля. Или может быть, исчерпалась на тех избранных, изгнанных из многих стран, удостоившихся спасть здесь, на Святой Земле — вплоть до нашей алии?
Перед тем, как продолжить, маленькое отступление: То, что сказано выше — не утверждение! То есть, я не говорю, что на нашем поколении нет заслуги праотцов. Я просто оставляю это — как предположение, еще мною не изученное, без окончательного вывода.
Поэтому, как бы «исключаю» его из ответов.
Следующий ответ — «в заслугу праведных предков». Итак, о наших прадедушках. Это были великие евреи! Хранители Торы, традиций, еврейского образа жизни, несмотря, на Советскую власть, и Гитлера, от которых им досталось сполна! Легендарные люди, еврейские герои, заслуги которых не блекнут перед поколениями прошлых тысячелетий! И этих заслуг сполна хватило бы нам, четвертому поколению, их правнукам, удостоится перечисленных выше даров!
Если бы не одно «но»! (Только никак их не в осуждая!) — Им не удалось предать своим детям то еврейское, ради которого они готовы были умереть… (Здесь исключаются те праведники, которые продолжили еврейство в своих детях, внуках, правнуках. О них будет сказано позже).
Поэтому, этот ответ тоже «исключается».
Продолжим: наши праведные поступки, (которые произвели очень положительное движение в высших мирах, так как мы не понимали, что такое праведность, как её трактуют мудрецы), имеют вес, потому что были бескорыстными. Но кто сказал, что в результате этого они «перевесили» то множество наших проступков, совершенных, допустим, (оправдывая себя) по большому незнанию!
Пришлось и этот ответ исключить!
Следующий: «страдания и кровь евреев всех поколений во всех галутах«. Здесь пожалуй, трудно что-то возразить, так как пролитой святой еврейской крови и слез — океан!
Награду за это я «свел» к тому, что наше поколение удостоилось подняться в Эрец Исроэль, которая завоевывается трудом, потом и страданиями, и, конечно, кровью (войны, теракты). Но есть еще Тора и тшува, которых удостоились отнюдь не все, кто поднялся на Святую Землю…
Поэтому и этот ответ был «исключен».
Остался последний: «в заслугу праведников нашего поколения». И именно здесь я остановился, чтобы сказать себе, и поделиться с вами. Потому что, мне очень захотелось доказать, что эти великие евреи своими поступками повлияли на окончательное постановление Небес добавить нам к Эрец Исроэль тшуву, желание учить Тору и жить по её законам! И в подтверждение приведу высказывания рава Ицхака Зильбера (זצל), который дал очень точную оценку их героической стойкости:
» Если бы взяли чистых ангелов, и спустили в этот мир в семнадцатом году, и дали им пережить революцию, разгул банд Петлюры и Деникина, Махно и Колчака, гражданскую войну, во время которой были убиты триста тысяч евреев, и коллективизацию, когда крестьян, отняв у них все дочиста, сослали в Сибирь, и действия новой власти, которая немедленно закрыла еврейские школы и посадила за решетку тех, кто обучал Торе, и репрессии тридцать седьмого года, когда миллионы были расстреляны без причины, посажены в лагеря, откуда вернулись очень немногие, и еще гитлеровскую оккупацию, когда девяносто процентов евреев Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии и Украины были уничтожены, и голод в Ленинграде, а после войны — обвинения в ”космополитизме”, процесс врачей, — так я уверен, что от этих ангелов ничего бы не осталось.
А в России, несмотря ни на что, нашлись евреи, которые рисковали жизнью ради соблюдения шаббата, кошрута, законов таорат мишпаха, учили детей Торе, выполняли мицвот — и выжили. Каждый шаг был опасен, и каждый час свободы был спасением. Как сказано в Пророках, ”уд муцал ме-эш” (головешка, спасенная из огня) (Зхарья, 3:2). Это — чудо, тем более, что ”огонь” был не один: опасности подстерегали со всех сторон» (Чтобы ты остался евреем).
Понятно, что рав Ицхак говорит это без малейшего намека на себя. И только те, кто его знал, в один голос заявляют, что он был из тех евреев, который повлиял на судьбы многих тысяч «плененных детей»и спас их. Но Рав был не одинок. О еврейских героях того поколения он много рассказывает в своих книгах. (И к этим рассказам мы еще обратимся). Из достоверных источников я узнал, что были также и другие евреи, сохранившие верность Б-гу и Торе во тьме империи коммунистов. И не только сохранили, но и передали детям, внукам, правнукам…
Сказав, что их заслуг хватило, чтобы мы удостоились Обетованной Земли, Торы и возвращения к Истокам еврейства, можно было бы поставить точку. Но я подумал о наших прадедушках, которые с болью и скорбью стали свидетелями, как их дети и внуки, вопреки всему традиционному, еврейскому стали активными участниками строительства новой жизни, которая раздавила их атеизмом и ассимиляцией! Что им оставалось кроме проникновенных молитв за тех, кому было суждено родиться у их безбожных детей и внуков?! Думаю, что их молитвы оказались очень весомыми и тоже помогли нам удостоиться Небесных даров.
В доказательство приведу рассказ, который впечатлил меня настолько, что с него начались все мои рассуждения на эту тему:
В восьмидесятые годы прошлого столетия один молодой еврей по имени Эфраим Гиль (в будущем бааль тшува) был послан в Соединенные Штаты, как перспективный и подающий надежды чиновник Министерства Обороны на учебу и стажировку. Американские коллеги вынесли на обсуждение вопрос о «Холодной войне», которая после Второй мировой обозначила устоявшееся противостояние двух великих держав — Америки и Союза — и тех стран, которые их поддерживали.
Вспоминал Эфраим, что на одной из заключительных лекций, которую проводил сам руководитель этого семинара, авторитетный и известный американский специалист «по Союзу», кто-то офицеров спросил у него «сколько еще просуществует государство коммунистов?»
Лектор сказал: » Не забывайте, что мы говорим об империи, а не каком-то рядовом государстве. Империи, как свидетельствует история, не разрушаются молниеносно!»
-Ну сколько вы все же дадите коммунистам?! — не унимался офицер.
-Россия и Америка — империи… и им быть еще таковыми — лет пятьсот! — сказал лектор интонацией, погасившей всякие возражения.
Через десять лет бааль тшува, Эфраим Гиль, оказался по своим делам в одном из раввинских судов. Он стал свидетелем, как суд выносил решение о еврействе одной семьи репатриантов из развалившегося «через 500 лет» Советского Союза. Глава семьи — бабушка, женщина лет семидесяти, через переводчика отвечала на вопросы судей.
Ее спросили, что она знает о своем еврействе. Она сказала, что они были как все — советская еврейская семья — и жили по законам государства. Тогда судьи спросили, о чем еврейском она помнит из своего детства. Бабушка сказала, что ей в семье говорили еще с детства, что они евреи, что ее мама и бабушка — еврейки. И больше ничего она не знает и не помнит. Может быть судьи почувствовали искренность её слов, так как они продолжали задавать ей вопросы, а не прекратили дознания с отрицательным для семьи ответом.
Её спросили или она помнит какую-то специфическую еврейскую еду, которой её кормили в далеком детстве.
И вдруг, сквозь слезы, выступившие на глазах женщины, блеснула ожившая радость, которая отразилась в ее голосе.
Она ответила раввинам, что помнит, как целую неделю раз в году ее бабушка добавляла детям в куриный бульон какие-то как шарики, или котлетки, которые она называла, кажется»крав… лан«… Она продолжала напрягать память, понимая, что сказала что-то несуразное, чтобы вспомнить, как называлась эта бабушкина, чисто еврейская, добавка к бульону. — И вдруг выпалила: «Кнейдалех!» — и уже с окончательной уверенностью, что правильно вспомнила, — радостно закричала: «Кнейдалех! Кнейдалех!» (Традиция ашкеназских евреев-литваков кушать в Песах маца шруя). Раббаним тут же «оживились» и с возрастающей симпатией продолжили развивать её успех.
-А в какое время года это было? — последовал новый вопрос.
-Точно помню — весной. — уверенный ответ бабушки…
Скорее всего, судьи вынесли свое решение в пользу этой русской семьи, у которой от еврейства остались лишь «бабушкины кнейдалех в песах» .
Эфраим Гиль, поделился своим мыслями об этом.
Он сказал, что всего через десять лет стал, как и многие миллионы людей, свидетелем развала «могучей» империи зла — Советского Союза — которой «пророчили» быть еще лет пятьсот. И это воспринималось, как очевидное чудо, сотворенное Всевышним. Понятно, он размышлял, почему так случилось?! Ведь было в истории евреев, когда они могли навсегда остаться в Мицраиме, опустившись на сорок девятую ступень духовной нечистоты. А бывший Союз — тот же Мицраим. И так, как там, евреи были спасены и здесь — в Союзе, даже если его пришлось развалить. Потому что, от всего еврейского осталось у потомков Авраама в советской стране что-то совсем малюсенькое, как «кнейдалех» в этой истории с обрусевшей семьей репатриантов — тоненькая ниточка — единственная сохранившаяся их связь с еврейством…
Поставим на этом точку, добавим что все-таки не стоит умалять заслуги наших прадедушек и прабабушек, которые сохранили эти ниточки для своих еще тогда не родившихся благословенных правнуков…
И еще несколько рассказов о евреях-героях в книге рава Ицхака «Чтобы ты остался евреем»:
ИНЖЕНЕР САФЬЯН
Борис Соломонович Сафьян работал на крупном заводе точных оптических приборов в двадцати километрах от Казани. Он был большим человеком и на заводе, и в городской партийной организации (полшю предвыборные плакаты с его портретом на городских афишных тумбах; не полшю, правда, куда выбирали). Но Борис Соломонович был член партии только формально, на самом же деле верил в Б-га и соблюдал заповеди.
Во время войны Борис Соломонович .устроил на работу и обеспечил жильем сорок эвакуированных евреев. Сорок человек как минимум (у них ведь еще и семьи были) спас от голодной смерти, сорок жизней вырвал из рук Амалека. Это был настоящий праведник. Как и Ицхак Сандок, цадик, благословенна память обоих.
Один из спасенных Борисом Соломоновичем евреев, Шарип-кин, рассказал мне, что приехал в Казань из Ленинграда в третьей стадии дистрофии. Он был так слаб, что не в силах был подняться в автобус. Сафьян остановил его на улице, без лишних слов привел к директору завода и говорит:
— Сам знаешь, работа не идет.
Тот вздыхает:
־ Что поделаешь! Специалистов нет.
Сафьян:
— Вот тебе специалист — принимай!
Тот глянул на «специалиста”:
— Куда ему работать? Он на ногах не стоит!
־ Ничего. Дадим шестьсот граммов хлеба ־ окрепнет. Давай, бери его!
Директор оформляет Шарипкина на работу, и Сафьян возится с ним три-четыре месяца, учит делу.
В субботу Сафьян всегда вертелся в цехах, не работая и не подписывая бумаг. Тот же Шарипкин рассказал мне такой случай.
Завод нуждался в каком-то редком сплаве, и по этому поводу пригласили представителя из Москвы. В пятницу вечером началось заседание ”на высоком уровне”. От завода речь держал Сафьян. Он сумел доказать, что требуемый сплав позволит резко увеличить выпуск продукции. Представитель из Москвы кивнул:
— Ладно. Пишите заявку — подпишу.
Шарипкин, присутствовавший на собрании, замер. Как Сафьян выкрутится? Он же не пишет в субботу!
Борис Соломонович почтительно возразил:
— Я думаю, вы лучше меня сформулируете.
Москвич нахмурился:
— Что за чушь! Ваша заявка — вы и пишите.
Сафьян не смутился:
— Нет, вам виднее, как аргументировать. Лучше вы.
Препирательство продолжалось долго. Кончилось тем, что москвич сдался. Сам написал и подписал.
У советской власти и так-то пререкания были не в ходу, а в военное время — и подавно. Такое надо уметь выдержать.
Впервые я услышал о Сафьяне (он был в Казани приезжий, эвакуировался, как видно, вместе с заводом) так.
Приезжаю из Столбищ домой на субботу, и отец рассказывает:
־ Странная история. С год назад приходил молодой человек, просил пригласить моэля — сделать его сыну обрезание. Хорошо, говорю, давайте адрес. Нет, адрес он дать не может — только номер почтового ящика. Приезжал моэль (моэль тогда приезжал в Казань раз в три-четыре месяца), я послал телеграмму на почтовый ящик, а этот человек является на следующий день после отъезда моэля.
Второй раз — то же самое. И третий. Год, считай, прошел! Когда он пришел в третий раз, я даже рассердился:
— Молодой человек, если вы будете продолжать эти фокусы, вашему сыну придется делать свадьбу и обрезание одновременно.
Тогда он дал адрес.
И вот теперь наконец удалось сделать обрезание. Так я тебе скажу, моэль поражен. Такое там увидел! Человек ежедневно надевает тфилин, молится, каждый день читает семьдесят две главы ”Теилим”, не ест трефного, а вокруг — одни неверующие! Это тебе не Казань — заводской поселок с казенным жильем. Все между собой знакомы, все насквозь видно…
Молодой человек этот и был Сафьян.
Чего только Сафьян не делал! Приезжал в Казань, привозил вещи из дому, просил меня дать кому-нибудь на продажу и раздать деньги голодным (я и познакомился с ним, когда он впервые пришел к нам с такой просьбой). Сам он, понятно, делать такое не мог — как объяснишь, зачем это хорошо оплачиваемому инженеру?
А уже после нашего знакомства с Сафьяном произошла невероятная история, настоящее чудо. На заводе нашелся доносчик, сообщил ”куда надо”, что Сафьян — верующий. Борису Соломоновичу грозило исключение из партии и увольнение. Перед собранием он пришел ко мне с вопросом:
— Собрание будет как раз в пятницу вечером. Меня явно попробуют испытать. Вдруг как бы ненароком предложат закурить? Ведь тут ”пикуах нефеш” (угроза жизни), это не шутка! Как быть? Можно или нет?
Я сказал:
— Нет.
И вот идет собрание, обсуждается донос, публика пытается разобраться, верующий Сафьян или нет. Неожиданно один за другим встают люди и говорят, что не понимают, о чем разговор, ־ Сафьян, дескать, при них не раз курил в субботу.
С чего они это взяли? Перепутали? Или выручить хотели? Во всяком случае, собрание ухватилось за возможность оправдать Сафьяна — он был слишком ценным специалистом, чтобы его терять: где что не ладилось на производстве, его посылали, и он все налаживал. Так что собрание постановило: донос — клевета на честного работника! И доносчику пришлось убраться с завода! Вы когда-нибудь такое видели — чтобы уволили доносчика, а не того, на кого донесли?!
Когда мы узнали, что он там у себя соблюдает кашрут, мы взялись обеспечивать его кашерным мясом. Это продолжалось многие годы.
Последнее, что мама делала перед смертью, — уже больная, в холодной воде кашеровала мясо для Сафьяна.
Она умерла в сорок девятом году…
ААРОН РАБИНОВИЧ, МУЖ КЕЛИ
В начале войны, как я уже говорил, братья Аарон и Шолом Рабиновичи бежали из Польши от немцев в Россию. А Россия встретила их тюрьмами да лагерями.
Шолом оказался в России с польскими военными частями, Аарон же благополучно перебрался через границу нелегалом. А кто его посадил? Еврейский парнишка.
Свежеиспеченный комсомолец из Польши заметил перебежчика и сообщил советским властям. Его уговаривали евреи: ״Что ты делаешь, его же посадят!” Но он был ”принципиальный” и его было не убедить.
Сидел Аарон в очень тяжелых условиях, далеко на Севере. Вышел на свободу уже после ареста Шолома, но ненадолго.
Вместе с тестем и всеми людьми в доме Зайдманов, где он в числе многих бездомных ночевал и где потом стал членом семьи, он был обвинен в ”польском заговоре” и снова попал в лагерь — на десять лет. Он был арестован спустя три месяца после свадьбы.
Польским евреям-беженцам жилось в Куйбышеве трудно, и смертность среди них была ужасно высокая (помните о книгах, что после них остались?). Между двумя своими отсидками рав Аарон помогал им, чем мог, навещал в больницах, занимался организацией похорон. Кстати, в дом приходили поесть и переночевать не только польские беженцы, но и ленинградские, московские и какие хотите…
Отсидев десять лет, Аарон получил еще десятку. Было это незадолго до смерти Сталина.
Аарон — человек эмоциональный и открытый — мало заботился об осторожности. Уже перед концом срока он вышел в лагере на улицу и давай кричать:
— Долой бандита Сталина! Хватит мучить народ! Бей энкаведистов!
Почему он это сделал, не знаю. Вообще-то еврейский закон рискованных действий без необходимости не разрешает. Я никогда не смел его спрашивать, почему он так делал. Может, он не специально для этого на улицу вышел, а там что-то произошло, и он не сдержался. Как-никак, не при советской власти вырос! С другой стороны, десять лет лагерей многому научат… Так что не знаю. Он и в Узбекистане, когда из лагеря вышел, так же делал. Мне пришлось даже объяснять людям, что это не провокация, а всерьез.
Он и в Израиле, после окунания в миквэ (некоторые люди в этот момент высказывают какие-то пожелания), выкрикивал страшные проклятия коммунистам. Тут его, конечно, можно понять: человек находится среди евреев — хочет высказать то, что на душе накипело. Лагерь пережить — такое не забывается.
В пятьдесят шестом году реб Ицхак приехал в Самарканд, где я тогда жил, проведать своего родственника Аарона Рабиновича…
3а еврейские дела рава Аарона отправили на десять лет в Сибирь. На допросе следователь ему сказал:
— Молодой человек, ты сними талит катан , ты что в таком виде сидишь передо мной!
— Я?! Чтобы я снял талит катан?!
И он закатил следователю такую оплеуху, что тот свалился с табуретки, а его фуражка с кокардой полетела на пол.
Представляете себе, как Аарона избили после этою! Мне рассказал об этом один врач-еврей, к которому привезли Аарона после побоев. Он ею лечил и перевязывал. Много лет спустя я прочел книгу бывшего заключенною (не помню ни имени автора, ни названия книги), где был подробно описан этот эпизод, но без имен.
Выйдя на свободу, Аарон поселился в Самарканде. Там он был основным организатором веселья в праздник Симхат-Тора, потому что в те тяжелые годы люди боялись властей, а он держал всю синагогу до четырех утра и все вокруг нею собирались…
Так что, с одной стороны, люди были довольны. Но, с другой стороны, он был такой человек, что мог на улице открыто закричать: ”Долой сталинских бандитов!״
Люди говорили: ”Кто может себе такое позволить…״ — и сторонились ею. Опасались ею общества: власти глаз с нею не спускали. Реб Ицхак был очень близок с ним, опекал и помогал ему, старался как-то усмирить ею. Только после приезда реб Ицхака ситуация изменилась: он сумел убедить людей, что это особый человек, и навел порядок.
Из рассказа Яакова Лернера, мужа Софы Лернер (Кругляк)
Бриты в Казани
РАВ ШЛОМО БОКОВ
В те времена, о которых я рассказываю, рав Шломо Боков, моэль из Саратова, был уже человек немолодой. Три его сына погибли на фронте, забота о внуках (все внуки жили в доме деда — почему, могу только догадываться) легла на старика и его жену. Жили трудно. Но когда раву сообщали, что надо сделать ребенку брит-милу, он бросал все свои дела и ехал, куда надо.
В Казани бриты делали нечасто (если учесть, что евреев было несколько тысяч), а поскольку город был бедный и люди не могли в одиночку осилить покупку билета моэлю, приходилось ждать три-четыре месяца, пока не соберется три брита.
И вот в сорок девятом году рав Шломо приехал в Казань, сделал несколько бритов и уже собирался на вокзал, когда узнал, что у меня родился сын. Рав тут же сдал билет и неделю ждал в Казани брит-милы, оставив жену со всеми внуками. Когда наступил день обрезания, рав сказал, что ждал такого брита двадцать пять лет.
Дело в том, что в двадцать четвертом году ввели закон, по которому рожениц выписывали из роддома не раньше чем на девятый день (полагаю, не обошлось без вездесущей Евсекции), и четверть века не было у рава ни одного брита на восьмой день, как предписано Торой.
Как мне удалось добиться, чтобы Гиту выпустили из роддома на восьмой день?
Жена министра здравоохранения Софья Иосифовна Кошкина, еврейка, врач-гинеколог по профессии, занимала видный пост в министерстве. Я обратился к ней. Я не знал, что она за человек, донесет или нет, но решил: попробую. Зайду в кабинет, увижу ее
— и пойму.
Вошел и говорю:
— У меня к вам просьба. Я еврей, у меня родился сын, и я хочу, чтобы жену выписали из больницы на восьмой день.
Она говорит:
— Зачем?
Я объяснил, что Б-г приказал на восьмой день делать обрезание, а рожениц отпускают на девятый.
Софья Иосифовна записала номер роддома. На восьмой день я пошел к соседу, попросил приготовить все необходимое, пригласил друзей, еще не зная, выпишут жену или нет. На всякий случай решил быть готовым. В два часа ее выпустили, и брит состоялся.
После этого еще один еврей тоже добился выписки вовремя, и у рава Шломо Бокова в Казани была еще брит-мила на восьмой день.
Я пришел поблагодарить Софью Иосифовну: ”Вы сделали мицву — дело, угодное Б-гу”. Она заплакала: ”Я знаю, что такое мицва. Но чего стоит мицва женщины, которая замужем за неевреем?”
Много всякого повидал рав Шломо. Он рассказывал, что приехал как-то на брит-милу в Чувашию, в город Алатырь, и застал семью сидящей ”шива” — по внезапно умершему отцу новорожденного мальчика. Мать и не думает о брит-миле: ”Какая брит-мила отца нет!” Что в такой момент скажешь? Он собрался было уходить. Но тут вмешалась девочка, сестра малыша:
— Мама, ну почему? Почему ты отказываешься? Отец так этого хотел! Надо сделать!
И мать согласилась.
Умер рав Боков в Куйбышеве. Кажется, в пятьдесят первом году, точно не знаю — я в то время сидел и узнал о его смерти позже. Как мне рассказали, он поехал делать брит—милу, в дороге ему стало плохо. Едва добрался до синагоги, прилег на скамью ־ и умер.
Это произошло в пятницу, зимой, когда день кончается рано. В субботу хоронить нельзя. Держать тело в синагоге — нежелательно: коаним не смогут войти (им нельзя находиться под одной крышей с умершим). Надо успеть похоронить до наступления субботы…
Волокиты с похоронами всегда хватает, а тут — пошли на кладбище, смотритель говорит:
— Есть одно готовое место — вчера заказали, но пока никто не пришел.
Подождали, сколько можно, а потом рава Шломо Бокова, благословенна его память, похоронили…
(Другие рассказы о евреях-героях этого поколения читайте в книге «Чтобы ты остался евреем»)