Статьи

Написано в главе «Кдошим»: «Люби ближнего как самого себя» (Ваикра, 19:18).

Сказал рабби Акива: «Это великий Закон Торы».

Потому, что еврей, старающийся любить своих собратьев как самого себя, избежит огромного числа различных прегрешений и всегда будет помнить о множестве заповедей Торы.

Тот, кто любит ближнего как самого себя:

<> не обманет его и не воспользуется им в своих интересах;

<> будет так же беречь его деньги и имущество, как бережет свое;

<> не обидит его словом и не станет разносить сплетни о нем;

<> будет обращаться с ним уважительно и говорить о нем дружелюбно;

<> не станет завидовать ему, но обрадуется его удаче, как своей собственной;

<> будет помогать ему и сделает для него все то, что он сделал бы для самого себя, будь он на его месте.

Отсюда мы видим, что эта мицва — любить каждого еврея, — действительно, основа всех мицвот, касающихся взаимоотношений человека со своими ближними, ибо, выполняя ее надлежащим образом, мы будем соблюдать и большинство других заповедей Торы.

Но каким же образом принцип «Люби своего ближнего» заключает в себе мицвот, говорящие об отношении еврея к его Творцу?

Еврей, по-настоящему любящий своего ближнего, не совершит греха и против Б-га. Он поймет, что всякий его грех, даже «сугубо личный», затрагивает не только его самого, но и вредит всему народу Израиля, ибо души всех евреев связаны воедино. Поэтому жизненное правило «любить своего ближнего» удержит его и от прегрешений против Б-га.

Тора заключает эту заповедь словами «Я — Г-сподь» (19:18), что означает: «Да будем мы среди тех, кто любит Всемогущего и своих собратьев-евреев, ибо на самом деле они есть одно — Всемогущий и народ Израиля неразрывно связаны воедино; поэтому тот, кто любит ближних своих, любит и Его».

Чего требует от нас мицва любить ближних так же, как самих себя?

Согласно Рамбану, Тора не обязывает еврея любить других так же, как он любит себя самого (ибо это невыполнимое требование).

Нет, эта мицва велит нам поступать с ближними своими и ради них точно так же, как поступили бы мы по отношению к себе. Мы должны помогать им деньгами или личным участием, когда они попадают в нужду, оказывать им услуги, давать им добрые советы, уважительно и заботливо относиться к ним самим и к их собственности (точно так же, как к себе и своей собственности), разделять с ними их радости и печали и так далее — всегда и во всех отношениях обращаясь с ними так, как мы обращались бы с самими собой (или как мы бы хотели, чтобы они обращались с нами), окажись мы в их положении.

Чтобы соблюдать эту заповедь, мы должны разрушить в своем сердце все преграды, воздвигнутые завистью и недоброжелательством. И тогда мы сможем поступать с ближними так, как с самими собой ( Рав М. Вейсман «Мидраш рассказывает»).

Все вышесказанное сообщает нам о сути одной из фундаментальных заповедях Торы. Но когда  касается ее исполнения, то каждый еврей, не зависимо от высоты своего духовного уровня, сталкивается с трудностями… Потому что любить кого-то теоретически можно «безгранично», а на практике, дурное побуждение всегда «найдет» причины сократить  границы этого чувства до минимальных. И для того, чтобы остаться на достойном уровне исполнении заповеди о любви к ближнему, я лично всегда черпаю силы у рава Ицхака Зильбера (זצל), который, на мой взгляд ?и сегодня является эталоном любви к евреям. Судите сами:

Рассказывает р. Яков Лернер

ИСААК ЯКОВЛЕВИЧ!

Рав Ицхак всегда умел принимать быстрое решение.

Я когда-то в молодости играл в шахматы, и мой папа говорил:

— Скажи, почему, когда играют футболисты в Лужниках, на стадионе — сто тысяч человек, а когда играют в шахматы самые большие шахматисты в Концертном зале Чайковского — сто человек? И то, когда чемпионат мира… А в Лужниках — сто тысяч!

Решение тогда хорошо, когда оно принимается быстро. Шахматист сидит с часами — часами думает, нажимает, а футболист, если он на десятую долю замешкался и ударил не в тот угол, а в другой — все потерял.

Рав Ицхак был «футболистом». Он умел принимать быстрые решения.

Вот я вам приведу пример.

Прямо перед Йом Кипуром стоит один человек, и у него сын разбил голову — сильно течет кровь, а на улице — ни души. И ни одна машина не останавливается — все торопятся домой, как раз сеуда мафсекет [разделительная трапеза перед Йом Кипуром — прим. ред.]. В этот момент он теряет голову, не знает, что делать — кровь у ребенка хлещет… А этот человек может купить не одну машину, он даже самолет купить может!

Но в тот момент — дорога ложка к обеду — он растерялся, остановить машину не может и не знает, что делать…

Я лечу домой и вижу: лежит человек посреди улицы, прямо на дороге! Я обычно людей не давлю… Ударил по тормозам, выхожу из машины, вижу — человек медленно поднимается… оказывается, — это рав Зильбер!

— Исаак Яковлевич! Что вы делаете? (Это его так звали там — Исаак Яковлевич).

Как только он увидел меня, моментально говорит:

— Быстро, не разговаривай! Забирай ребенка, вези его в Скорую помощь!

КОГО БОЯТЬСЯ?

Иногда он принимал решения совершенно непонятные…

Например, был еврей по фамилии Гур-Арье, он был у Любавического Ребе как бы второе лицо в Ростове. И он похоронен с ним — с Любавическим Ребе — вместе, рядом.

Его сын умер, а сыновья не могут собрать миньян! Они все известные люди, дети большого хасида: один — главный хирург такой-то больницы, другой главный оперуполномоченный.

Все главные, а миньяна нет. Нет десяти евреев, чтобы сказать кадиш…

Надо было собрать миньян. Рав Ицхак спросил:

— Как? Не будет миньяна? Где здесь живет еврей?

Ему тут же показали:

— Вот здесь, рядом, но он очень опасный, мы все его боимся…

— Некого бояться!

Перепрыгнул через высокий забор, вытащил этого еврея. Там его искусала собака как положено — заборы высокие — все закрыто. Что там говорить… В общем, он привел этого еврея. Помолились. Он был счастлив. Потом сразу ушел в больницу, ему делали уколы тридцать дней, на всякий случай, против бешенства. Но он был такой счастливый…

ХУПА В ТЮРЬМЕ

Рав Ицхак приходит ко мне и говорит, что один человек действительно сделал тшуву и он достоин быть гером, стать евреем. Учится у Рава уже продолжительное время, но есть одна небольшая проблема — он сидит в следственной тюрьме.

— А что он натворил?

— Что-то сделал… Пойди к судьям в раввинат, попроси, чтобы его вызвали из тюрьмы, а мы его тут окунем в микву. Понимаешь?

— Все понимаю, рав Ицхак.

Прихожу к ним и говорю:

— Мы хотим пригласить одного человека, чтобы сделать ему гиюр — каббалат мицвот, принятие еврейства.

— Хорошо, а где он?

— Сидит. В следственной тюрьме. Что-то там натворил…

— А что он сделал?

— Что-то сделал, я знаю? Рав Зильбер говорит, что он достоин быть евреем.

Я — туда, они — сюда. Я в болото, они в лес. Понятно, что то, что его обвиняют в убийстве, — нельзя об этом говорить.

Назавтра привели этого парня с конвоем. Двое полицейских привели его делать гиюр — принимать еврейство.

Напротив, в гостинице «Пнинат Дан», есть миква женская, рав Ицхак уже договорился, там даже воду подогрели. Он говорит:

— Ну пойдем, сделаем твила, окунем его и все. Поговори с ними.

Я подхожу к полицейскому (я знал их лично довольно хорошо, они же приводили арестованных мужей, одни и те же полицейские конвоируют в раввинат, так я их иногда кофе угощал), и говорю:

— Послушай, тут есть гостиница напротив. Там уже все готово. Отведите его туда, он окунется в микву — и все.

Они говорят:

— Йеуда, нельзя! Нельзя! Нужно получить специальное письменное разрешение. У нас приказ только на адрес «Кореш, 9». А еще куда-то — нельзя. Единственно, что могу — позвонить своему начальнику, чтобы он дал разрешение.

Позвонил начальнику. Что там началось!

— Как вы ушли? Почему его послали? Такого заключенного должны сопровождать пять человек, с автоматами! Его же могут похитить, напасть! Срочно обратно!

Увели его назад, на «Миграш а-Русим» — «Русское подворье».

Рав Ицхак стоял полчаса молча, не знал, что делать. Говорил Псалмы, думал… Потом предложил:

— Знаешь, давай пойдем к главному начальнику.

И мы пошли в управление полиции, на «Миграш а-Русим» — двое зайцев… Приходим:

— Куда вам нужно?

— К главному!

— А, это вы его выкрасть хотели!

Что тут началось! Все полицейские собрались, кричат, ругаются… Хотели нас в тюрьме оставить…

В общем, этого парня перевели из следственной тюрьмы в обычную, в другой город. Что делать? Но раз рав Ицхак решил ему сделать микву, — так он дошел до правительства, обратился к начальнику тюрем, к главному инспектору полиции… Два-три месяца это длилось. Ты не представляешь, ему до фени!

И в конце концов раву Зильберу удалось все-таки этого парня окунуть в микву, а потом и хупу ему поставить. Я его как-то встречаю, он весь сияет:

— Что случилось?

— Вчера хупу поставили. Взяли мы с собой десять булочек в карманы на сеудат мицва, руки помыли, двар Тора сказали, все взяло три-четыре минуты. Амехайе!

Рассказывает Яков Кругляк

ДРУЗЬЯ

Однажды я увидел рава Ицхака побитым. Идет — синяки там, тут…

— Рав Ицхак! Ма кара? Откуда синяки?

— Не спрашивай.

— Но все-таки? Что случилось?

Оказывается, он ездил куда-то на Север, — не помню, в какой город, ездил получать гет от одного человека. И это результат. Человек, наверное, сопротивлялся, не очень хотел давать развод.

Я спрашиваю:

— Получил гет?

— Конечно, теперь самые лучшие друзья.

Как это было? Жена у того осталась где-то в Бухаре, — не знаю точно, где она осталась. Рав Зильбер пришел к нему с просьбой о гете, а он:

— Не дам, и больше не приближайся ко мне!

Потом рав Ицхак предложил ему какие-то деньги… Даже привез. А тот захотел больше:

— Нет, хочу больше!

— Хорошо.

Рав Ицхак ездил к нему два или три раза.

Тому надоело:

— Если я тебя еще раз увижу — побью!

Так рав Ицхак говорит, что отошел в сторону, чтобы его не злить…

А когда вернулся обратно, — тот побил его. Как и обещал. Честный человек оказался. Рав Ицхак опять постоял в сторонке, чтобы тот успокоился, а потом снова подошел.

— Это твое дело — бить, а мое дело — получить гет.

В общем, говорит, он стал плакать, и раву Ицхаку стало его прямо жалко. Тот написал поручение для развода, и просил прощения, и просил у него браху, и они стали самыми закадычными друзьями, каких только можно представить!

Рассказывает р. Давид Мацкин

9 АВА

Мы с равом Ицхаком много лет ездили на пост Девятого Ава к Стене Плача. Обычно это было рано утром, в полседьмого-семь. Один раз случилось, что я должен был его везти и немного проспал. Вскочил, как сумасшедший, и так как опаздывал, впопыхах сунул ноги в ботинки, сел в машину и помчался.

Увидев рава Ицхака в сопровождении учеников, я понял, что сделал ошибку: все были в тапочках, как это принято Девятого Ава.

Я тут же снял ботинки, еще в машине, и остался в носках.

Рав Ицхак подходит, а я объясняю:

— Так и так, рав Ицхак. Буду без обуви.

Он говорит:

— Так возьмите мои.

Я ему отвечаю в обычной иронической манере:

— Ну, конечно, рав Ицхак, ваши возьму!

(Что означает: разумеется, нет).

Он этого не понял. Он услышал только слова и не уловил их подтекста. Тут же снял обувь и протянул мне.

С трудом я его уговорил, что не надо этого делать, что мне и так будет нормально. А он был готов Девятого Ава идти в носочках по обжигающе-горячему асфальту!

Рав Ицхак всегда был готов отдать…

Рав Ицхак 9 Ава с учениками в синагоге у Котеля. Слева от него Давид Мацкин. (Из фотоальбома семьи Скляр).