Статьи

Уста Билама-злодея произносят против его воли слова : «Как прекрасны твои шатры, Яаков, и твои жилища, Израиль!» (Бемидбар, 24:). Мог ли себе хотя бы на мгновения представить учитель антисемитов последующих поколений, что их будут повторять миллионы евреев, каждое утро, входя в синагогу на молитву!

Мудрецы помогают понять глубинный смысл этого восклицания нашего злейшего врага:

«Билам желал причинить Общине Израиля вред с помощью сглаза, но вынужден был признать, что эта нация столь свята, что сглаз его оказался бессильным.

Евреи устанавливали свои шатры таким образом, чтобы их входы располагались напротив окон. Благодаря этому жизнь каждой семьи была скрыта от чужих глаз. Более того, такое расположение избавляло от искушения глядеть на жену соседа и желать ее или его имущества. Осознав это, Билам воскликнул: «Как прекрасны твои шатры, о Яаков!»

Этот стих означает также следующее:

<> «Как прекрасны шатры Шехины, святилища, установленные в пустыне, Нове, Гилгале, Гивоне, Шило и два Храма, виденные Биламом».

<> «Как прекрасны дома молитв и дома учения Торы, малые храмы изгнания!»

Из этих благословений Билама становится ясен смысл проклятий, которые он желал произнести; он состоял в том, что в изгнании евреи лишатся домов молитвы и домов учения и, таким образом, порвут свою связь со Всемогущим. Однако Всевышний заставил Билама произнести благословение, состоящее в том, чтобы дома молитвы и дома учения Торы пребывали с нами вечно.

Все злобные намерения Билама дали свои плоды позднее, когда евреи грешили, пребывая в изгнании. Но Всемогущий так и не позволил осуществиться проклятиям домов молитвы и домов учения, ибо это сказалось бы на нашем выживании.

«(Евреи) подобны бегущим ручейкам, подобны садам на берегах реки, подобны благоухающим кустам, которые насадил Создатель, подобны кедрам, растущим у воды».

Очень поэтично Билам сказал о величии Израиля, величии народа, изучающего Тору и исполняющего заповеди. Входящие в дома учения евреи уподобляются ручейкам, в которых течет вода (Торы), и сравниваются с произрастающими на берегу реки растениями, ибо изучение Торы очищает, подобно воде. Билам сопоставляет их с великолепными и благоухающими плодоносящими деревьями, подобными деревьям, посаженным Ашемом в Ган Эдене. Их учение поднимает их над неевреями, подобно тому, как возвышаются над другими деревьями кедры.

«Вода потечет из его родников, и его семя пребудет во многих водах».

Этот стих весьма многозначен.

1. Билам воскликнул: «Тора потечет даже из их бедняков». (От слова даль — бедняк.)

Шмуэль учил: «Сделайте так, чтобы детей бедняков учили Торе, ибо стих утверждает, что именно они станут по-настоящему учить Тору».

Почему изучение Торы в большей степени распространено среди бедных евреев? На этот вопрос можно дать следующие ответы:

<> богачи заняты своим бизнесом и поэтому редко тратят время на изучение Торы;

<> бедняки отличаются большей смиренностью по сравнению с людьми зажиточными, поэтому они чувствуют особую потребность в учебе;

<> бедные люди не имеют средств для того, чтобы проводить свободное время так, как привыкли это делать богачи (походы и отпуска, хождения по магазинам, вечеринки и пр.), и они посвящают его изучению Торы. (Рав Моше Вейсман «Мидраш рассказывает»).

Наш учитель рав Ицхак Зильбер () часто рассказывал о значимости синагоги, о трудностях, которые испытывали евреи бывшего Союза, чтобы сохранить место молитвы и учебы в условиях террора советской власти, и в частности, Евсекции,  а также подчеркивал значимость молитвы в миньяне:

«Отец всегда брал меня с собой в синагогу. В шесть лет я уже знал назубок все молитвы и молился наизусть…»

«Еврейская секция — это общее название еврейских организаций РКП (б): после революции коммунисты создали у себя в партии национальные секции, которые должны были внедрять коммунистическую идеологию ”среди своих”, то есть на родном языке уговаривать людей ”строить социализм”. Члены Евсекции беспощадно боролись с ”пережитками прошлого” — с верой своих отцов: закрывали синагоги и миквэ (бассейны для ритуальных омовений, которых требуют законы семейной жизни евреев), запрещали кошерный убой скота, сажали в тюрьмы тех, кто обучал Торе…»

 

ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ КУРСЫ

Изо дня в день знакомые и соседи твердили моему отцу:

—    Ребе, что вытворяет ваш сын? Его поведение и для вас опасно! Ну, неделю он не будет работать в субботу, ну — месяц! Но нельзя же всю жизнь прожить, как на войне! И что из него выйдет? Сейчас, когда ему шестнадцать-семнадцать лет, он мог бы еще учиться и стать инженером, врачом. Но он нигде не учится. Что с ним будет? Простой рабочий тоже должен работать в субботу.

Родители молчали. Мир вокруг становился все мрачнее. Сначала закрыли миквэ, потом шохетам запретили резать мясо, так что людям оставалось либо полностью отказаться от мяса, либо есть трефное. Некоторые выдержали, некоторые — нет. А дети, повзрослев, уже не колеблясь покупали и приносили домой трефное. Потом, в тридцатом году, закрыли синагогу…

Помню, мы с отцом (кажется, это было еще до закрытия синагоги — году в двадцать восьмом — двадцать девятом, я был еще мальчишкой) шли с молитвы со старым шохетом реб Исроэлем, и взрослые уже не впервые вели между собой такой разговор:

—    В этот Иом-Кипур еще был миньян. А вот соберется ли миньян лет через двадцать?

Шохет сомневался: — Нет, пожалуй.

Отец задумался: — Если найдется кто-нибудь, чтобы организовал, то соберется.

Взрослым, даже твердо верующим, в те дни казалось, что все кончено. Но я, мальчишка, был уверен, что все будет в порядке. Я решил запомнить этот разговор и посмотреть, что будет. И запомнил. Смотрю: пятнадцать лет прошло — миньян есть, двадцать лет прошло — миньян есть, и еще больше людей, чем прежде…

А сейчас, посмотрите, что происходит! Еврейство расцветает.

ДОНОСЧИКИ В СИНАГОГЕ

Первое время после приезда в Ташкент я должен был скрываться от властей и потому в синагоге не появлялся, молился только в святом миньяне раввина Шмаи, где не было доносчиков. Спустя некоторое время я стал ходить в неофициальную синагогу, а проще I в другой тайный миньян, не такой ”закрытый . Там, конечно, доносчики могли быть, но разве что парочка, не больше. Но случилось так, что в официальной синагоге в районе Челшион некому стало читать Тору. Меня попросили взять это на себя.

Синагога в Чемпионе была известна обилием доносчиков (стукачей, как теперь говорят, но мы говорили на идиш, а на идиш буквально это — сообщающие, информаторы): публика туда ходила самая бросовая.

Когда Гита услышала об этом, она испугалась:

—    Это опасно! Там же доносчики, а ты скрываешься!

Все знакомые евреи на меня кричали:

—    Ицхак, куда ты идешь? В Чемпион? Ты сумасшедший, ты лезешь врагу в глотку, в пекло!

Чтобы обрисовать тамошнюю обстановку, скажу только чуть-чуть. ”Нормальные” люди туда не ходили, ходили старики, посещающие синагогу по праздникам, иногда — по субботам. А две трети постоянного миньяна были стукачи. Ссорясь, они грозили друг другу:

—    Я тебя не боюсь, я доносчик покрупнее, чем ты! (”Их бин а гресерер эмосер фар дир...”).

Все это слышали, и я слышал.

Представляете себе, до чего дошло? По еврейским понятиям, доносительство — дело самое позорное. А они совсем потеряли чувство стыда.

Не знаю, почему они доносили. Может, им платили за это?

Но, кроме доносчиков, были и простые люди, и их было жалко. Поэтому я все-таки решил пойти. Конечно, бесплатно.

Я был потрясен до глубины души тем, что во время чтения Торы в этой синагоге болтают, никто не слушает. Что делать? Я взял за правило: если во время чтения Торы начинались разговоры, я останавливался и ждал, пока не прекратят разговаривать, а потом продолжал читать. За месяц-другой я их отучил от разговоров настолько, что кто-то принес и повесил объявление: ”Нельзя разговаривать во время чтения Торы”. И с тех пор никто во время чтения Торы не разговаривал.

КГБ больше всего интересовали те, кто говорит ”двар Тора”, что буквально значит ”слово Торы”. Так называется всякая речь на темы Торы. В субботу принято произносить ”двар Тора” на тему недельной главы, парашат-а-шавуа. Зная о ”внимании” властей к людям, способным взять на себя такую задачу, первое время я был осторожен: просто читал Тору и, не задерживаясь, уходил домой. На меня и так друзья кричали: едва убежал — опять в огонь лезешь! Да и идти приходилось далеко, дома с трапезой ждут… Но потом я все-таки не выдержал и после молитвы стал говорить ”двар Тора”.

Появились слушатели, начали задавать вопросы. С этими доносчиками я стал дружен, и никто не донес на меня! А ведь я читал Тору и говорил драшу (толкование, комментарий) каждую субботу вплоть до семьдесят второго года, до отъезда в Израиль.

Перед отъездом Гита — человек трезвый и доносчиков не жаловавший — испекла ”леках” (медовый пирог), раздобыла бутылку вина и в пятницу отослала со мной в чемпионскую синагогу. Помнится, пошла и Хава. Вышли мы до захода солнца, но на всякий случай подарок несла маленькая Хава…

Рассказывает р. Даниэль Левенштейн

СИМХАТ ТОРА

Как-то на праздник Симхат Тора мы встретились с равом Зильбером в синагоге при доме престарелых «Бейт Байер». Оказалось, что он в течение многих лет ходил туда, в эту синагогу вечером в Субботу молиться и говорить драшу, а также на каждый праздник Симхат Тора он был там, и танцевал, и обходил всех больных, все этажи со свитком Торы.

В тот вечер после танцев рав Зильбер хотел взять свиток Торы и подняться на второй этаж — обойти всех стариков, у которых не было сил спуститься в синагогу, но у него самого уже тоже не было сил даже подняться по лестнице…

Он попросил нас с Авромом подняться и строго наказал: «Каждый год я здесь, в доме престарелых, и здесь лежат такие больные и настолько пожилые люди, у которых уже нет возможности подойти к Торе. Вы должны к каждому подойти и дать возможность поцеловать свиток Торы. Каждому!»

Поднявшись наверх, мы попали в совершенно другой мир. Многие из стариков и старух уже не могли себя обслуживать, не могли сами подняться с кроватей, некоторые дергались, были такие, что уже находились не в ясном сознании — с безумными глазами, что-то выкрикивали, кого-то рвало… Ярко горел свет, бесшумно сновали сиделки.

Мы со свитком Торы подходили к тем, кто казался нормальным — и они искренне радовались.

Это было очень тяжелое зрелище, я его видел впервые. Большинство из них уже одной ногой были в том мире… Мы старались к каждому подойти, и некоторые из них просили поцеловать свиток Торы.

Нам показалось, что это заняло очень долго, около часа, и было похоже на какой-то страшный сон…

Был сильный контраст: праздник, танцы, да и вообще в тридцать лет как-то не задумываешься о смерти, и вдруг… У меня до сих пор в глазах стоят их лица.

Когда мы спустились вниз, оказалось, что рав Зильбер нас ждет:

— Что-то вы быстро. Всех обошли? Написано в «Коэлет»: «Тов лолехес эл бейс эйвель милехес эл бейс миште»— если у тебя есть выбор — веселиться или пойти утешать кого-то в трауре, лучше идти в дом траура… Чтобы радоваться по-настоящему, надо помнить, что есть старость, смерть…

Рассказывает р. Авраам Куперман

ЧЕРЕЗ ЗАБОР

Лет десять назад мы поехали с ним и с Хавой на субботний семинар в Кирьят Ноар, где было около шестидесяти русскоязычных мальчиков с родителями.

Кто знал Рава, помнит, что он не очень хорошо ориентировался на местности, а там территория со всех сторон обнесена высоким металлическим забором.

До самого последнего времени Рав старался молиться ватикин — то есть с восходом солнца. У Рамбама написано, что говорить Крият Шма позже восхода солнца — бедиавад, то есть за неимением лучшего так разрешено делать, но стараться надо с восходом. И он очень старался вставать до восхода солнца, и молиться лехатхила. Там, в Байт ва-Гане есть синагога «Амшинов», где как раз так молятся.

Рассказал мне Амиуд Кляйн, что встретил Рава рано-рано утром израненного, поцарапанного, как будто избитого. Что оказалось? Рав хотел молиться с восходом солнца, но не знал, как выйти из Кирьят Ноар, не нашел выхода, и полез через высоченный забор, и упал с него…

От напряжения и от падения Рав плохо себя почувствовал, был очень голоден, и Кляйн пригласил его на кидуш.

Рав Ицхак сказал, что тот просто спас ему жизнь…

Представляете? Только чтобы помолиться с восходом солнца, он в восемьдесят лет лезет на заборы, и падает, но не снимает с себя обязанности молиться на рассвете! Человек, который недавно перенес инфаркт!

Рассказывает р. Яков Лернер

СТАКАН ВОДКИ

В Ташкент он приехал уже немолодым. Я тоже мог читать Тору в синагоге, но у меня не было столько сил, сколько было у него. Он за одну субботу мог читать в шести-восьми местах, делал переходы по десять километров! Чтобы человек имел силы бегать по всем миньянам? Бегал быстрее поезда!

И никогда не опаздывал.

Чтобы сделать что-нибудь для других — он всегда жертвовал собой.

Мы молились в миньяне, в котором был коэн Мотя. Мотя жил далеко, и реб Ицхак попросил его:

— Я вас прошу: придите благословите этих евреев завтра.

А это было очень далеко. Тот ответил:

— Реб Ицхак! Как я могу туда придти пешком? Вы что, смеетесь?

— Это же Праздник, йом-тов. Придите и благословите!

Мотя решил отшутиться:

— Вам легко так говорить, как мне выпить водку! Вы можете выпить водку? Вот если выпьете этот стакан — и я приду туда, куда просите.

Он сказал в шутку, был уверен, что реб Ицхак откажется.

Реб Ицхак залпом выпил стакан водки — чтобы его не успели остановить — вот это личный пример! Пожертвовать собой! Он на эту водку никогда не смотрел, зачастую делал кидуш не на вино, а на виноградный сок. Но по-другому рав Ицхак не мог его взять… Тот пришел, даже не опоздал.