Статьи

Написано в главе «Шофтим«: «Судей и смотрителей поставь себе во вратах всех [городов] твоих, которые Г-сподь, Б-г твой, дает тебе, по коленам твоим, чтобы они судили народ праведным судом. Не криви судом, не лицеприятствуй и не бери взяток, ибо взятка ослепляет глаза мудрых и извращает слова праведных. К справедливости, к справедливости стремись, чтобы ты жил и унаследовал страну, которую Г-сподь, Б-г твой, дает тебе» (Дварим, 16:18—20).

Учит рав Ицхак Зильбер (זצל): «Не криви судом, не лицеприятствуй и не бери взятки, ибо взятка ослепляет глаза мудрых и извращает слова праведных» — этого Тора требует от судей.

«К справедливости, к справедливости стремись…» — этого Тора требует от тех, кто обращается в суд. Другими словами, Тора предписывает нам обращаться со своими проблемами к правому суду.

Но ведь суд по определению обязан быть правым? Чего же добивается от нас Тора? Очевидно, чтобы мы сами хотели получить максимально точный ответ на свой вопрос, чтобы важнее всего для нас была истина. А потому мы должны идти в тот суд, где лучше знают закон Торы, глубже вникают в суть дела, стремятся точнее выяснить правду.

Приведем слова Талмуда: «Учили мудрецы: “К справедливости, к справедливости стремись”. Иди к рабби Элиэзеру в город Лод, рабби Йоханану бен Закаю в город Брор-Хаиль, к рабби Йеhошуа в город Пкиин, к рабану Гамлиэлю в Явне, к рабби Акиве в Бней-Брак, к рабби Масьи в Рим, к рабби Ханании бен Традьону в Сихни, к рабби Йоси в Ципори, к рабби Йеhуде бен Бетейра в Нецивин…» (Санhедрин, 32б).

Здесь названы самые выдающиеся из судей, и по честности, и по мудрости. Но сегодня мы ведь не можем к ним обратиться? Талмуд называет нам мудрецов разных времен, чтобы мы знали: нам тоже следует искать ответ у самых мудрых людей нашего времени.

Очень тонко объясняет строки «к справедливости, к справедливости стремись» рабби Буним из города Пшисхи. Он говорит, что здесь Тора возражает тем, кто считает, будто цель оправдывает средства. Тора заявляет: нет! Ты хочешь справедливости? Добивайся ее справедливо. К справедливости стремись, но — справедливым путем. Нельзя украсть, чтобы дать пожертвование, работать в субботу, чтобы на эти деньги построить синагогу, и т.п.»

Рав Зильбер не только жил по справедливости, но и других учил вести себя справедливо:

Рассказывает р. Элияу Рипс

ЖИВАЯ ТОРА

Меня разыскал рав Ицхак, пригласил к себе в гости. Они тогда только что приехали, жили в Катамонах. И я пошел к ним, и остался у них на субботу…

Вечером после субботы он достал для меня тфилин и сидур — молитвенник с русским переводом.

Трудно даже сказать, что произошло со мной в ту субботу. Но это подействовало… После этого я на протяжении года уже начал соблюдать и кашрут, и шабат.

Задним числом, когда я смотрю, анализирую, то, по-видимому, все очень просто. Ведь когда такое возможно? Когда сосуд полный, из него льётся… без этого нельзя. Все происходило само собой, очень естественно.

И так было у всех, кто имел дело с равом Ицхаком.

Иудаизм — это не теоретическая вещь, он требует живого примера. Что такое человек, который воспринял Тору? В Талмуде написано, что мудрец, который видел хотя бы затылок своего учителя, — одно это уже помогало ему воспринимать знания. Иудаизм — это не чисто книжная вещь, он требует живого человека. И если этот человек достиг совершенства, то такой пример заразителен. Вот это происходило с равом Ицхаком.

Здесь важный момент — в иудаизме нужно видеть, что совершенство достижимо. И видеть живой пример.

С этим есть все, а без этого — нет ничего.

Для меня его личность, его «я» как бы не выделялась. Ему не могла прийти в голову мысль, что он выше других. Все, кто общались с ним, видели его персональное исключительное отношение, что он для них самый близкий. Такое чувство было у всех.

Относиться с теплотой и любовью к каждому человеку — это был его природный дар.

Во-вторых, это религиозные обязательства…

В-третьих, его исключительная работа над собой.

Но для меня он был один цельный монолит. Когда он начинал говорить: «Илюша, дорогой» — чувствовалось, что как будто у него много свободного времени, и все его время в вашем распоряжении, и он вам его отдает… Такое ощущение он оставлял. Не то, что ты его оторвал от чего-то, нет, он весь — для тебя.

Интересно, что у каждого человека было ощущение, что он для него самый дорогой.

Меня поражало, что он приходил на любые торжества — свадьбы, бар-мицвы, обрезания, даже когда у него не было сил. Ему было трудно подниматься по лестнице, он плохо себя чувствовал и платил немалые деньги за такси, но он преодолевал себя и все равно приходил. И обязательно говорил именно те несколько слов, которые были нужны.

Я не в состоянии анализировать феномен рава Ицхака.

В этом смысл: поскольку Устная Тора была передана Моше на горе Синай, а от него была передана Йеошуа и так далее, по цепочке — каждый из них был живым образцом для следующего поколения в передаче Торы. В этом смысл передачи Торы. Эта вещь нам жизненно нужна, этого сейчас нам очень не хватает…

Он дал нам возможность получить живую Тору, рав Ицхак показал, что означает Тора вообще. Живой человек, который соответствовал самым высоким нравственным образцам.

Живая Тора.

Рассказывает рав Хаим Сарнэ

МИЦВА

Моя жена познакомилась с Зильберами через несколько дней после их приезда в Израиль — они тогда поселились в Катамонах, в центре абсорбции. Помогала им, чем могла, и на работу устраивала… Так мы и познакомились.

Он был настоящий цадик, цадик нашего поколения. И огромный знаток Торы. Люди не понимали, с кем имеют дело, — он скрывал себя.

Как-то мы заговорили с ним про какие-то комментарии Радбаза, часть которых он знал, а часть — совсем нет. Объяснялось все очень просто — там, в России, некоторых книг у него не было…

Он не обращал большого внимания на внешние проявления приличия — как-то, помню, он постучался ко мне в шесть или пол-седьмого утра, как раз после молитвы «Ватикин» со словами:

«У меня есть ответ!» (Мы обсуждали какой-то сложный вопрос накануне вечером, и он не успокоился, пока не нашел ответ).

Моя жена рассказывала, что она видела его бегущим по улице Йехезкель с младенцем на руках — он бежал к моэлю делать брит мила. Рядом с ним бежала полуголая женщина — мать ребенка, и вся улица оглядывалась на них — еще бы, это же центр Геулы, самого «черного» района, — уже седой рав в шляпе вместе с совершенно неприлично одетой молодой женщиной!

А он ничего не стеснялся, он бежал делать мицву…

Рассказывает р. Яков Цацкес

ПО СОВЕСТИ

Помню: как-то во время войны мой папа пришел и возмущался:

— Я дал ему буханку хлеба на субботу, а он шел с ней и встретил какую-то еврейку, которой тоже нечего было кушать, так она попросила: «Дай мне тоже кусочек», — а он взял и отдал ей весь хлеб! Какое он имеет право так делать! Я ведь дал не только ему, но и для матери и отца, а он?..

Или зимой папа завез Зильберам воз дров. Зная его, папа пошел через пару часов проверить, где дрова. Смотрит: реб Ицхак на саночки нагружает дрова и развозит!

— Я же тебе дал дрова? Тебе!

— Эта после родов, — у нее нечем топить. А у той муж в тюрьме… Ей чем платить за дрова?

Так делал реб Ицхак. Он делился самым дорогим… Для него жить по Торе — значило жить по совести.

Рассказывает р. Рафаэль Якубов

ПАРИЖ

Это было в 1981 году. К тому времени я уже год жил в Вене — мне было лет семнадцать, и я был совершенно далёк от иудаизма. Работал, снимал квартиру, очень скучал по родителям.

И решил возвращаться в Израиль.

Возвратиться оказалось непросто, была небольшая проблема, и я решил посоветоваться с раввином Бидерманом, он работал в Вене в организации Хабад. Там я встретил человека,

который изменил всю мою жизнь. Это был рав Ицхак Зильбер.

Как я узнал потом, рав Ицхак прибыл в Вену перед праздником Песах, чтобы помочь выезжающим евреям провести пасхальный седер (вся эмиграция в те годы проходила через Вену, и, кроме того, некоторые евреи, которые не нашли себя в Израиле, также возвращались через Вену: там базировались разные еврейские организации, благодаря которым можно было уехать в Австралию, Америку и т.д.).

Рав Зильбер узнал, что в Вену прибыло много евреев из России, из Грузии, из Узбекистана. Он хотел им помочь, чтобы на Пасху у каждой семьи была маца, вино, — все, что полагается.

После того как я посоветовался с равом Бидерманом по поводу моего отъезда, рав Ицхак сразу подошел ко мне. Можно сказать, что он, как увидел меня, так и не отходил. Даже сказал, что пойдет меня провожать. Так и сказал:

— Я тебя провожу.

Мы поехали на метро. По дороге рав Ицхак все время говорил со мной о еврействе, уговаривал меня поехать учиться во Францию, в ешиву, которая была создана специально для выходцев из России. Руководили ешивой рав Александр Айзенштат и рав Шимон Познер.

Для меня все предложения рава Зильбера не имели никакого смысла. Все его разговоры были от меня очень-очень далеки:

—Что такое ешива? — задавал я себе вопрос, — это не для меня.

Но рав Ицхак не отчаивался. Он продолжал, как говорится, «охмурять» меня. Но я даже не хотел слушать об ешиве.

В нашем разговоре был один необычный момент. Рав Ицхак, зная, что я хочу вернуться в Израиль, неожиданно предложил мне следующее:

— Ты же все равно едешь в Израиль? Так поезжай сначала во Францию на две недельки, я оплачу тебе проезд. Ты сможешь там параллельно попутешествовать, посмотреть Париж, Европу! Что ты теряешь? За мой счет! Я плачу! Что тебе терять?

Этот довод показался мне убедительным, он соблазнил меня….Я согласился, но сказал, что не даю никаких обязательств. Не гарантирую, что там останусь. Буду во Франции недели две, а там посмотрим.

Рав Зильбер поехал со мной на вокзал, купил мне билет за свои деньги, и, отдавая билет, объяснил:

— Сначала ты заедешь в Швейцарию. Тебя там встретят наши люди, побудешь у них немного, пока ешива на время Пасхи закрыта. А потом Александр Айзенштат возьмет тебя во Францию.

Когда мы расстались с равом Ицхаком, я продолжал неотрывно думать о нем. По моим представлениям, человека молодого и далекого от еврейства, он вёл себя очень странно, я не мог понять его:

— Что он за человек? — думал я. — Какой-то непонятный… Готов все отдать за свои идеи. А какие идеи-то у него? Он готов за свое дело отдать всего себя…

Я думал только прогуляться, попутешествовать, а потом вернуться в Вену и уехать в Израиль. Но все-таки что-то из его слов, построенных в буквальном смысле слова на песке, что-то из его настойчивости затронуло меня, удивило. Подумать только: человек не отчаивается, и идет с тобой, и не останавливается. Что-то меня зацепило…

Я приехал в Швейцарию и был на Песах в религиозной еврейской семье. Это и решило дальнейшее, сделало всё, хотя я и получил первоначально атеистическое воспитание. То, что я увидел в этой семье, определило мой выбор. Атмосфера была совершенно особенной: вся семья вместе, застолье, песни — Праздник!

После пасхальной недели в Швейцарии я отправился во Францию и начал там учиться в ешиве…

Нельзя забыть то, что сделал для меня рав Зильбер. Только позднее я понял этого человека — нет равного ему в самоотдаче!

Месирут нефеш шеэйн кедугмата.

У него была такая задача: надо что-то дать, а подходит еврей или не подходит — это решать Всевышнему. Время сделает свое, но нужно дать каждому какой-то толчок, какую-то возможность.

Это был человек, для которого душа каждого, любого еврея имела значение, независимо от того, откуда тот, что он делает, в каком положении, из каких мест, насколько он далек от религии, — каждого он любил и хотел дать часть своей души. А мы знаем: цадик гозер ве-а-Кодеш Борух У мекаем.

Он был настоящий цадик.