Статьи

Яков-авину «рождается во второй раз», когда узнает, что его любимый сын жив, остался праведным евреем, и правит Мицраимом. Ведь все двадцать два года разлуки он был безутешным, скорбящим, оплакивая пропажу Йосефа. Его сыновья, которые сообщили ему о «смерти» любимого сына, вряд ли, представляли себе, что это известие, как катастрофа вселенского масштаба, поставит под сомнение будущее семьи Яакова, так как, с этого момента они лишаются патриарха — руководителя, советчика, наставника, мудреца Торы с богатейшим жизненным опытом, внимательного, справедливого, требовательного отца и деда. Потому что, весь интерес его жизни проявился в скорби по Йосефу!  И самое страшное — Яаков-авину утратил руах а-кодеш (дух святости), так как Б-жественное присутствие покидает тех, кто в печали, скорби, унынии…

Поэтому «Йосеф жив» оживляет и его, и к нему возвняет ащается все, а Серах, дочь Ашера, внучка праотца Яакова, в награду за такую долгожданную добрую весть удостаивается благословения рожденного заново дедушки: «Да продлится твоя жизнь вечно»!

Казалось бы, наш вновь рожденный праотец должен тут же завершить все дела, распродать недвижимость, собраться и поспешить к Йосефу в Мицраим: по приглашению сына, с Б-жьей помощью так преуспевшего в чужой стране! Но не тут то было. Яков-авину вовсе не торопится!  Из Хеврона он отправляется в Беер-Шеву. Потому что это место молитв и жертвоприношений его отца и деда. Отсюда он много лет тому назад покинул родительский дом, уйдя в Харан, где очень преуспел. Тора не говорит о его душевном состоянии. Об этом мы узнаем из сна нашего праотца, как написано в недельной главе: «И сказал Б-г Исроэлю в ночных видениях: » … не страшись низойти в Мицраим , ибо великим племенем сделаю тебя там» (Берешит, 46: 2-3). Получается, что Яков-авину страшится отправляться в страну, которой правит его сын! Без комментаторов здесь трудно разобраться. На вопрос»чего боится Яаков?», — отвечает святой Ор а-хаим ( (рав Хаим бар Моше Ибн Атар): » Наш праотец Яаков знал, что со спуска в Мицраим начнется галут (изгнание) для него и для его потомков. Поэтому он страшился порабощения, которое коснулось бы его лично, а также не хотел быть похороненным  в нечистой Земле. Во сне Всевышний успокаивает праотца Яакова словами: «Я — Б-г отца твоего Ицхака». А это значит, что как твой отец и твой дед никогда не знали порабощения лично, так и ты избежишь его. А тебя и твоих детей вынесут из Мицраима и захоронят в Эрец-Исроэль…

Рамбан также говорит, что боялся Яаков спуститься к сыну, предчувствуя, что с этого начнется изгнание для его потомков, и поэтому впервые принес в Беер-Шеве мирные жертвы, а не жертвы всесожжения, — с целью исправить качества характера. А также молится, чтобы судили его и потомков не по Справедливому Суду (мидат а-дин) а по Б-жественному Милосердию (мидат а-рахамим).

Рав Давид Квит в книге «Суккат Давид«, а также, рав Меир-Симха Акоэн в книге «Мешех хохма» объясняют, что больше всего наш праотец боялся  смешаться с  мицрим через женитьбу-замужество  с ними его детей и внуков! И его страх был основан на том, что спуск в Мицраим наносит удар по форме его служения Б-гу в этом мире: в отличие от деда Авраама, который собрал вокруг себя миллион  геров, и отца Ицхака, который продолжил дело Авраама в приближении людей к Б-гу, их сын и внук, Яаков, не занимается гиюрами, и живет очень обособленно, ни с кем не сближаясь! Даже до такой степени обособленно, что не пытается повлиять на своего тестя Лавана, чтобы тот, как минимум, хотя бы, сознательно выбросил своих божков… Купив землю возле Шхема, он огородил её забором, и закрылся от местных жителей, от контактов с ними. И Шхему сыну Хамора приходится исхитриться, чтобы вытащить Дину из дома, пробудив её любопытство видом играющих на бубнах и танцующих местных девиц….

Яакову-авину предстоит спуск в Мицраим. Он отлично понимает — что это удар по его обособленному служению, по его образу жизни,  так как, там, вряд ли, удастся, как обычно, отгородиться от мира. Но Всевышний успокаивает его: «Не страшись низойти в Мицраим…» Потому что. » Я низойду с тобой в Мицраим, и Я возведу, также возведу (оттуда).»

Объясняет рав Овадия Сфорно, в чем суть обещания Творца быть с Яаковом: «Если бы остались твои дети в земле Кнаанана, то точно смешались бы с ее жителями. Но в Мицраиме такого не будет! И учим это из главы «Микец«, где написано: » И подали (еду) ему (Йосефу) особо и им (братьям) особо, и мицрим, которые ели с ним особо, ибо не могут мицрим есть с иврим хлеб, ибо претит это мицрим»  (Берешит, 43:32). Как видим, Всевышний допускает ненависть мицрим к сыновьям Яакова, и они запретят на уровне закона  контакты мужчин с женщинами и не будут, из-за отвращения, никогда трапезничать с евреями. И это на руку потомкам Яакова, потому что близость как раз и начинается с совместных трапез и  выпивок. (Помните, с чего начали, согрешив  с  женщинами  Мидьяна?!)

Наш незабвенный учитель, рав Ицхак Зильбер (זצל), выучил этот запрет из Торы. И руководствовался им в своих отношениях с коллегами по работе, с соседями, со своими учениками и их родителями. Он вспоминает об этом в книге «Чтобы ты остался евреем»:

» … Еще несколько слов о выпускных экзаменах, а заодно — о школьных выпускных вечерах. Сегодня могу признаться, что мне всегда было жалко выпускников-десятиклассников и на экзаменах я им подсказывал ответы. Классные руководители, отвечавшие за уровень успеваемости, были очень мною довольны. Анна Федоровна, помню, все приговаривала:

—    С Исааком Яковлевичем обязательно выпьем шампанского на выпускном вечере.

Помню, как я сидел на этих выпускных вечерах. Разольют шампанское по бокалам, а я возьму бокал — и начинаю речь. Говорю и говорю, и ставлю бокал на стол, а потом будто по ошибке беру рюмку водки (еврейский закон запрещает пить вино, приготовленное не евреем)… Сходило нормально.

Я был в хороших отношениях с ребятами, я занимался не только их обучением, но и воспитанием, и достаточно серьезно. Было все, как у честного педагога: и письма, и встречи после выпуска. Но тем не менее — у меня не было с ними ничего общего! Все — на дистанции. Я присутствовал на этих вечерах, и говорил, и улыбался, но я был не с ними и не помню ничего! Как сказал мудрый Коцкер Ребе: ”Можно сидеть за столом, есть вместе со всеми — и поститься при этом, можно быть вдали от кого-то — и все время беседовать с ним”.

Говоря же о совместных еврейских трапезах, рав подчеркивает их святость, возвышенность, с уникальной возможностью для еврея исполнить во время обычного обязательного приема пищи  заповеди — и записанные в Торе, и установленные мудрецами. Вот один из примеров:

(В лагере вокруг рава собралась группа евреев, которые, как и он, решили не есть «квасное» в Песах. Они продержались всю неделю — Й.С)

» … И вот наступает последний, восьмой день Песах. Все. Ни крошки мацы нет, ничего нет.

Айзик говорит:

—    Но в Израиле сегодня уже едят хлеб!

Я говорю:

־ Да, но мы здесь, в галуте, обязаны соблюдать еще один день.

Он говорит:

—    Нет у меня сил… Не могу больше, хочу сейчас поесть хлеба!

И тут я увидел нешуточную силу простого еврейского обычая.

Не закона даже, но обычая. В последний день Песах принято молиться за душу умерших родителей. Он сам вспомнил:

־ Постой, — говорит, — сегодня ведь ”Изкор”, поминальную молитву, читают! Есть сейчас хлеб, а потом этим же ртом сразу поминать отца? Неловко… Ладно, я сначала прочту ״Изкор”.

Мы с ним читаем ”Изкор”.

Подходят другие, и среди них один очень неприятный тип. Его отец и мать просили его, чтобы он после их смерти не читал по ним ни ”Кадиш”, ни ”Изкор”. Так и сказали: не пачкай наше имя своим грязным ртом. Почему? Он закрыл синагогу в своем городе, посадил в тюрьму шохета и моэля и все время твердит, что верующие — мошенники. Вроде того бухгалтера, о котором я рассказывал. Он и теперь всех пугал:

—    Выйду из лагеря — того посажу, этого посажу…

И он тоже пришел прочесть ”Изкор”!

Он спросил у меня: можно ли? Есть правило — с ответом не спешить. Я подумал и сказал: можно.

Потом он меня спрашивает:

—    Можно ли сегодня есть селедку и сливочное масло?

Я смеюсь:

—    Где, здесь или в Израиле? Здесь — это самое кашерное, что только может быть. (В Израиле я, может быть, еще стал бы разбираться, что за селедка, где масло лежало. А тут — безо всяких.) Почему ты спрашиваешь?

Он говорит:    ׳

—    Я получил посылку из дому — селедку и сливочное масло, и, если можно, отдаю вам.

Тут еще подошел Исаак Моисеевич с новостью: сняли антисемитские плакаты.

Если сняли плакаты, значит — врачей выпустили. Долго мы ничего не знали, но оказалось, их выпустили на второй день Песах.

В Талмуде сказано, что освобождение обычно приходит к евреям в нисане (нисан — месяц исхода из Египта). Это время поражения врагов еврейского народа. Предшествующий месяц, адар, тоже благоприятен для евреев. Сталинградская битва закончилась в р ош-ходеш адар. Гитлер объявил этот день днем траура.

В тот день мы ели картошку с селедкой и со сливочным маслом. Картошку раздобыли, и я тоже ел из этого горшка — в последний день Песах допустимы некоторые облегчения. Это было безумно вкусно…»

(«Чтобы ты остался евреем»)