Статьи

Написано в недельной главе «Ваикра«: И воззвал к Моше, и изрек Г-сподь ему из шатра сретенья говоря… (Ваикра, 1:1).

Видно невооруженным глазом, что в слове «ויקרא» — (ваикра) — воззвал — буква «Алеф» — меньше прописных размеров. На эту тему существует множество комментариев. Остановимся на  то, что рассказывает Мидраш:

Только Моше-рабейну удостоился особых отношений с  Б-гом. И это проявилось в форме обращения Всевышнего к нему, (Всемогущий оказал Моше особую честь, призвав в Мишкан его и только его. Это действительно было чрезвычайно высокой наградой) употребив слово «Ваикра«.

Когда Ашем диктовал Моше Тору и велел ему записать слово «Ваикра», Моше отказался сделать это. Он посчитал, что это чрезмерно высокая оценка его заслуг.

«Творец Вселенной, — спросил он, — обязательно ли нужно, записывая, что Ты призвал меня в Мишкан, употреблять слово «Ваикра» — слово, означающее особый почет?»

Тогда Ашем ответил ему: «Да, ты в самом деле должен написать слово «Ваикра». Я не мог приказать тебе написать вместо этого слово «Ваикар», ибо Я употреблял его по отношению к языческому пророку Биламу. Оно означает, что Я не призывал его, а как бы случайно встретил, когда он прогуливался по дороге».

Несмотря на этот ответ, Моше все же не хотел записать слово «Ваикра». «Пожалуйста, Ашем , — попросил он, — оставь какое-нибудь указание, что мне нелегко было написать это слово, и что я подчинился только затем, чтобы исполнить Твою волю».

Всевышний неохотно согласился: «Когда будешь писать слово «Ваикра«, уменьши размер буквы “Алеф”. Это будет указанием на то, что ты принизил себя».

Запомним: маленькая «Алеф» намекает на скромность Учителя. Мидраш добавляет рассказ о том, чего еще удостоился Моше-рабейну в заслугу своей уникальной скромности. Как известно, он своей рукой записал Первый Свиток Торы.

Согласно одной из версий, в пере, которым Моше записал Тору на горе Синай, осталось несколько капель Б-жественных чернил.

Когда Моше закончил работу, они капнули на его лицо и стали лучиться. (На эту тему спорят: есть мнение, что Моше не успел записать всю Тору на Синае и завершал потом свой труд до последнего дня жизни). Мудрецы спрашивают, почему остался этот излишек чернил? По логике их должно было быть точно столько, сколько нужно для записи Торы: ни больше, ни меньше! И объясняют: количество чернил совпадало с потребностью записать Тору от начала — и до конца в точности, которая по силам лишь Всевышнему. Но из-за скромности Моше-рабейну Алеф была уменьшена, и на её написание потребовалось чуть меньше чернил, остаток которых и попал на лицо Учителя, и оно начало светиться  Б-жественным светом!

Как видим, скромность — качество характера, которое имеет огромную ценность

И эти качеством выгодно отличался незабвенный рав Ицхак Зильбер (זצל):

Рассказывает Авраам Куперман

ПРОСТОТА

Когда говоришь о раве Ицхаке Зильбере, следует начинать, как в книге «Орхот а-Цадиким», с первых «врат» — врат тщеславия и скромности.

Он вел себя очень и очень просто. Любой, самый обыкновен­ный человек не чувствовал никакой дистанции между собой и им. Простой человек не шел к другому раввину, потому что есть страх перед ним, а с равом Зильбером можно было пого­ворить по-свойски. И он постоянно старался так себя вести, чтобы у каждого человека не было ощущения дистанции.

Никогда не забуду, как он меня попросил получить благослове­ние одного раввина. Я не буду называть его имя, потому что оба уже в ином мире. Хорошо, я решил пойти, почему бы и нет?

Когда раввин благословил нас и мы двинулись к выходу, рав Зильбер уходил спиной, лицом к раввину, спиной к двери, как уходят от Торы. На лице его было уважение и даже страх.

Я удивился в своем сердце: почему? Я зять рава Зильбера, и считал, что знал его истинное величие, — а он, сгорбившись, почти припадая к земле, выходил от этого раввина с огром­ным уважением, и я поневоле тоже вынужден был так же себя вести…

Единственное объяснение этому, что он на самом деле чу­вствовал себя маленьким, обычным человеком. Невозможно вести себя так, если не быть в действительности скромным.

Рассказывает Авраам Коэн

ПАПИН ТАЛИТ

В связи с нашей деятельностью приходилось не раз просить Рава подписать какие-либо рекомендации или письма. Он делал это очень осторожно — обязательно откладывал на несколько дней, и, если уж и решал подписаться, говорил:

— Зачем тратить так много бумаги? Давай половину этого листа сэкономим, разорвем его (и он аккуратно разрывал) и здесь, в уголке, напишем…

Он тщательно избегал официозности и не «строил» из себя раввина, ребе. Не приказывал, не властвовал, очень старался у учеников не одалживаться и ничего не просить. Когда его спрашивали, как поступить, то получали ответ в виде мягкого совета. И конечно, он это делал сознательно, — ведь если не послушаются и сделают по-своему, то не нарушат его слова…

Много раз я слышал от него:

— Зачем мне садиться в президиум?

Или: — Я не Раввин. Раввин — это рав Эльяшив.

Или: — Зачем так много денег тратить?

Или: — Зачем статьи в газетах? Зачем этот шум? Не нужна реклама, нужно все тихо делать.

Он говорил:

— Свадьбу надо делать скромно, не надо снимать огромные залы, зачем столько денег выкидывать на курицы? Достаточно десять кошерных евреев, и приходите ко мне, у меня есть дома консервы, и вино, и печенье.

Я возражал:

— Рав Ицхак, но все делают не так! Все! Большой зал снимают, по двести человек приглашают, а то и тысячу — одних родственников сколько? Ведь обидятся, если не пригласят?

— А я говорю, что надо по-другому делать, тихо. Я так получил от своего папы. К нему в Казани (это было во время НЭПа) пришел один очень богатый еврей с просьбой поставить хупу, и папа ему сказал — достаточно десять евреев, и все.

Кстати, и у меня на свадьбе был ровно миньян — десять человек, включая меня самого. То, что он получил от папы, было для него непререкаемым, святым. Одному младенцу надо было делать брит мила в субботу. Родители попросили Рава быть сандаком.

Он предложил:

— Если вам не трудно, приезжайте к нам в район на субботу. Сделаем у меня дома, у меня же есть много вафель. И тратиться не надо! Он радовался, как ребенок, что из-за субботы все прошло неформально — без зала, без фотографа…

Мне он сказал, когда с его колен взяли младенца и он начал снимать с себя талит:

— Ты видел? Ты видел, что здесь была Шхина? Знаешь, чей это талит? Папин…

Такими фразами, как «Ты видел Шхину?» или «Ты заметил, как твои глаза просветлели?», он старался вырвать из привычной действительности, поднять, возвысить человека.

Как-то мы были у рава Эльяшива, и, выходя, он спросил:

— Ты видел, как сияло его лицо? — Лицо как лицо… — Ты не видел?!

Рассказывает Софья Кругляк

СКИДКА

Мой муж рассказывал, что однажды шел с ним покупать лекарства. На улице Цфания была аптека «Керен Авраам», и Яша знал хозяина аптеки, — тот тоже приехал когда-то из Закарпатья. Яша сказал ему:

— Смотри, чтобы ты этому человеку сделал скидку.

— Что? Мне — скидку? — удивился реб Ицхак. — У меня есть доллары и американские, и канадские… Зачем мне скидки?! Мне скидки не требуются!

Для себя самого он не просил скидок. Для других… это другое дело.

Рассказывает Хава Куперман

«… Он был очень стыдливым, стеснительным человеком. Неописуемо. Когда его перевели из тюрьмы в лагерь, он писал маме счастливые письма. (В тюрьме он очень страдал, особенно оттого, что параша была прямо в камере, и радовался переводу в лагерь). Она говорила, что эти письма мог бы написать человек, который попал на самый великолепный курорт!

Папа рассказывал, что в юности он был достаточно красивым и очень энергичным парнем. Голубые глаза, черные волосы. Девушки на него заглядывались, и, бывало, бросали камешки в окно, чтобы он вышел, чтобы только посмотрел. Но папа делал вид, что он ничего не понял, чтобы это не задело девушек.

У него, как я говорила, было высокое понимание вкуса. Одеть что-то с чем-то в крапинку или в полосочку — для него было невозможно… Он умел посмотреть на себя со стороны.

В тюрьме блатные играли в карты на жизнь людей. Были те, кто должен был отсидеть 25 лет, и им ничего не стоило убить еще кого-то. На папу играли много раз. На его жизнь.

Ему говорили: «Мы играли на тебя», или: «Мы будем завтра играть на тебя», или: «Я ставил сегодня на тебя и не проиграл». Карты были чем-то отвратительным, и у нас дома не было карт…»

По скромности рав Ицхак никогда не выставлял напоказ свои глубокие знания Торы.

Из воспоминаний Владимира Кругляка:

Беда с равом Ицхаком: он никогда ничего ”не знает”. Спросишь его о каком-то законе, а он говорит: ”Надо посмотреть в книгу”. Он четко знает, какой ”сефер” (книгу) взять и в каком месте открыть. Если он открыл, то это будет точно нужное место, вперед или назад не более чем на одну страничку, и он точно знает  —    внизу слева или вверху справа… Но он — ”ничего не знает”!