Статьи

Так начинается великое служение двух братьев, избранных Всевышним вывести потомков Авраама-авину из рабства Мицраима: «И сказал Господь Моше и Аарону: «Когда будет говорить вам Паро: «Дайте о себе чудо (в подтверждение)», — ты скажи Аарону: «Возьми твой посох и брось пред Паро, — он станет змеем. И пришел Моше и Аарон к Паро, и сделали они так, как повелел Господь, и бросил Аарон свой посох пред Паро и пред его слугами, и (посох) стал змеем. И призвал также Паро мудрецов и чародеев, и сделали также они, маги (ворожеи) Мицраима, своими заклинаниями то же.  И они бросили каждый свой посох, и стали (посохи) змеями, и поглотил посох Аарона их посохи»(Шмот,7 :9-12).

Моше и Аарон предстают перед фараоном, и от них требуют явить чудо и знамение. Аарон бросает посох, и тот превращается в змею. Но фараон смеется: «Вы пришли, чтобы соревноваться со мной в колдовстве?» Он зовет магов, и те задействуют свои чары. Каждый маг бросает посох, и вот уже весь пол внезапно кишит змеями. И тогда происходит странное явление: «И проглотил посох Аарона их посохи».

Здесь стоит отметить, что во всех совершенных чудесах есть определенный символизм, и из каждого нужно выучить свой урок.

В Гемаре (Шаббат, 97а) уточняют, что не случайно написано: «И проглотил посох Аарона их посохи», а не «змея Аарона их змей». Это значит, что змея вновь превратилась в посох и тогда уже проглотила посохи магов. Гемара называет это «чудом внутри чуда».

Возникает вопрос: зачем Всевышний совершил здесь одно чудо в другом? Рав Авраам Ибн Эзра, кажется, отвечает на это тонким намеком, что характерно для него: «Это чудо, что посох Аарона проглотил посохи магов. Рав Ишайя сказал, что он проглотил их после того, как снова стал сухим деревом. Большое чудо».

На что Ибн Эзра хочет обратить наше внимание?

Давайте поразмышляем: посох превращается в змею и проглатывает другие посохи — это чудо. Но сказать, что змея превращается обратно в посох и в таком виде проглатывает другие посохи — это уже совсем странно, или, как говорит мидраш, «большое чудо». А что такое «малое чудо» нам разве понятно? Существует ли разница между большим и малым чудом?

Но так люди обычно классифицируют чудеса. Они «устанавливают», какое чудо «логично», а какое непостижимо. Не задумываются они, что по самой своей сути чудо выше всякого понимания. Такова природа человека, и мы уже встречаемся с этим в поколении пустыни, «поколении знания». Они видели десять наказаний египтян и пережили рассечение Тростникового моря, видели, как вода бьет ключом из скалы. Но при этом «роптали на Всесильного, говоря: может ли Б-г приготовить стол в пустыне? Ударил по скале, и потекла вода — сможет ли и хлеб подать?» (Теилим 78:19—20).

Нам стоит задуматься и проверить себя, разве мы не такие же? Мы верим, что Всевышний питает весь мир Своей добротой, и благодарим Его за чудеса, происходящие с нами каждый день. Знаем, что в Его руках жизнь и здоровье, счастье и богатство. И тем не менее некоторые спрашивают: «Сможет ли Он и хлеб подать?» Они словно стараются «помочь» Ему давать им пропитание и не всегда делают это подобающим образом.  Нам надлежит уже понять, что не бывает больших и маленьких чудес. Вся наша жизнь — это «чудо внутри чуда». Кто полагается на Всевышнего на девяносто процентов, может положиться на Него и на все сто.                                                 (Майян а-Шавуа).

Отношение к чудесам, которые сопутствуют человеку в жизни, можно выучить у рава Ицхака Зильбера (זצל). В книге «Чтобы ты остался евреем» он ни однажды вспоминает о событиях, которые сам называет чудом, или они воспринимаются читателями , как чудо! Интересно, что рав никогда не просил о чудесах, и на них не надеялся. С высоты своих знаний, мудрости, жизненного опыта он мог прошедшие события оценивать как чудо. Судите сами:

«

МОЙ СТАРЫЙ ЧЕМОДАН

Есть у меня чемодан, который я люблю держать под рукой, сидя за столом в Пурим и на Седер Песах. С этим необыкновенным чемоданом трижды происходили чудеса.

Начнем с того, что чемодан краденый. Что значит — краденый? В лагере, где я находился, имелось мебельное производство. Естественно, заключенные крали фанеру. А из фанеры делали чемоданы. Но, выходя на свободу, это ”государственное имущество” они должны были оставлять за проволокой. Один такой оставленный чемодан достался мне, и я держал в нем свои вещи.

В конце февраля группу заключенных, и меня в том числе, переводили в другой лагерь. День отъезда объявили неожиданно, собраться надо было немедленно. Я оказался перед сложной проблемой: как перенести в новый лагерь мое тайное имущество? Тфилин, мишнает, Пасхальную Агаду, Танах, на котором я написал слова из Теилим: ”Если бы не Тора Твоя, мое утешение, я бы пропал в беде” (119:92)? Потом, после лагеря, я эту книгу отдал одному еврею, который от нечего делать изучал ислам. Не знал человек, что изучать надо.

Страшно даже подумать, что будет, если, не дай Б-г, найдут. Я уж не говорю об обвинениях в контрреволюции. Но ведь сразу начнется: ”Откуда это и как сюда попало?” Вишнев же меня предупреждал: ”Резать будут на куски — не говори”.

Что делать? Оставить — сердце не позволяет. Взять с собой — вдруг найдут? И как не найти! Стоят три надзирателя, смотрят во все глаза, обыск идет самый тщательный, перебирают все…

Я решил сделать так: положил на дно чемодана книги и тфилин, на них — немного сухарей, сверху — машинку для бритья. Здесь уже несколько раз говорилось, что еврейский закон запрещает бритье лезвием, поэтому я не позволял, чтобы меня брили вместе со всеми: заключенным бритвы не полагалось, их брил ”парикмахер”. Я брился сам — только машинкой. На самый верх я положил горшочки из-под риса.

Сейчас объясню, как они ко мне попали. В лагере я ничего, кроме хлеба, не ел, поэтому каждые десять дней жена приносила мне горшочек с рисом. Должен сказать, рис мне так надоел, что с тех пор я на него смотреть не могу.

Однажды, незадолго до того, как нас перевели из этого лагеря, рис принесла не жена, а какая-то незнакомая женщина.

—    Что с женой? — спрашиваю.

—    С сыном сидит. У него воспаление среднего уха. Положение серьезное.

Проходит несколько недель — никого нет. Потом опять приходит женщина и приносит горшочек с рисом. Что происходит?

Женщина объяснила: ־ Жена прийти не может, заболела, — и опять исчезла.

Можете себе представить мое состояние! Чужие люди приносят еду, о семье нет никаких сведений! Я был так расстроен, что не мог после работы найти свой барак! В барак с закутком (я его восстановил и по-прежнему забегал туда учиться и молиться) я дорогу находил, но жил я теперь в другом — и его не мог отыскать. Удивительная вещь: там и всего-то несколько этих бараков, а я каждый раз по полчаса тыкался то в один, то в другой, а в свой не попадал. Пока кто-нибудь не сжалится надо мной и не скажет: “На, вот тебе твой барак” — и отведет туда…

Некому было отдать эти два горшочка, и я положил их сверху в чемодан. И только потом понял, насколько не случайным было все стечение обстоятельств и горшки в чемодане. Но тогда мне трудно было это понять.

Собрав чемодан, я сказал Всевышнему: ”Рибоно шель олам, я делаю, что я могу. Ты сделай, что Ты можешь”.

Главным проверяющим при обыске был Олимпиев, скверный человек. Он делал чудовищные вещи. Вот вам один только случай.

Можете мне поверить, работал я добросовестно. Изо всех сил старался, чтобы мной были довольны. Я носил воду для всего лагеря, убирал территорию, да еще взялся чистить ото льда трехэтажную металлическую лестницу, находившуюся снаружи здания. Для этого мне выдали лопату и метлу. Как-то раз отбил я лопатой лед, прислонил ее к стене и на секунду отвернулся взять метлу. В это время мимо проходил Олимпиев. Поднимаю голову — нет лопаты. Я бегу за ним:

—    Гражданин начальник, где лопата?

Он говорит:

—    Какая лопата? Не знаю никакой лопаты.

И пишет рапорт: заключенный Зильбер взял лопату якобы для работы, а на самом деле отдал ее заключенным, чтобы они сводили счеты друг с другом. Отправить в карцер на трое суток.

Знаете, что такое карцер? Будка не больше телефонной. Сесть невозможно. Холод страшный! Стоишь ”танцуешь” — греешь ноги. Норма питания — триста граммов хлеба, шестьсот граммов воды…

К счастью, засадить меня ему не удалось. Я сперва не знал почему. Вижу только: приказ отдан, а в карцер не забирают. Потом выяснилось — начальник санчасти воспротивился:

—    Кто будет носить воду, пока найдут людей?

Действительно, сразу такого дурака не найдешь.

Понятно теперь, что за человек был этот Олимпиев? И как раз он руководил обыском.

Двадцать седьмого февраля, в пятницу (за неделю до суда над врачами), в два часа дня нас выгнали на улицу и держали на морозе до пяти. В этот день мороз был минус тридцать с лишним, да еще метель. Мы буквально замерзали. А наши мучители не спешили. Им-то что! Они заходили в помещение, пили чай, грелись, отдыхали.

Подошла моя очередь на проверку. Олимпиев неподалеку проверяет чьи-то вещи, остальные открывают мой чемодан. В глаза им сразу бросаются два горшка. Они начинают хохотать:  —  Он же религиозный, в столовой ничего не ест. Только хлеб берет и чай. Вот ему и приносят еду в этих горшках, ха-ха-ха!

—    прямо корчатся со смеху.

Услышал Олимпиев, как они смеются, и говорит из своего угла:

—    Да-да, я его знаю. У него еще есть заскок — бреется не лезвием, а какой-то чудной машинкой! Разрешение на нее получил!

Сняли они эти два горшка, а под ними сухари. Между сухарями и горшками лежала машинка для бритья и разрешение.

Они хохочут:

—    Точно! Вот и машинка!

А Олимпиев опять говорит:

—    Разрешение на машинку есть — это я хорошо помню. И чемоданчик этот из дому — могу засвидетельствовать.

До сих пор не понимаю, как он сказал очевидную для всех ложь в мою пользу? При мне за эти три часа он отнял штук тридцать таких чемоданов. Как увидит такой, — а его сразу видно!  —  выкидывает вещи на снег, и с каким наслаждением! — а чемодан швыряет в сторону. Там уже валялась гора таких чемоданов. А тут он сказал, что это мой чемодан из дому!

Это чудо номер один.

Дальше. Всех проверяли тщательно, а у меня только сняли горшки и машинку. Я был единственный, кого не обыскали! Если бы они чуть тронули сухари, сразу нашли бы книги, и тогда всему конец. Но они не стали искать дальше, хотя были обязаны. Закрыли чемодан, и все!

Это чудо номер два.

”Если бы не Г-сподь, который был с нами, когда встали на нас люди, то живыми поглотили бы они нас, когда разгорелся их гнев на нас” (Теилим, 124:2-3).

Солнце уже заходило, наступала суббота, нести чемодан я не мог и договорился с заключенным Исаевым, что он отнесет мой чемодан в другой лагерь».

ПОСЛЕДНИЙ ОБЫСК

«Приближался конец моего срока. Но я вышел на пару месяцев раньше — по амнистии, объявленной после смерти Сталина. С этой амнистией из лагерей страны вышло большинство сидевших там евреев.

Перед выходом на волю тоже обыскивают. Снова возникла проблема с тфилин и книгами. Я решил рискнуть и еще раз воспользовался чемоданом. Как и в прошлый раз, положил тфилин, мишнает и Танах снизу, а сверху — сухари и машинку. Повторил свою молитву: ”Рибоно шель олам, я делаю, что я могу, а Ты сделай, что Ты можешь”.

И вот меня вызывают на выход. Прихожу с чемоданом. Чем это кончится? Вдруг один из обыскивающих с грозным видом берет меня за рукав:

—    Ну-ка пойдем поговорим!

И уводит в другую комнату, в третью… Мне стало не по себе: наверно, что-то подозревает! Тут он оборачивается ко мне:

—    Не подведешь?

—    Нет! — говорю.

—    Если спросят, что скажешь?

־ Скажу, что обыскал.

Он открывает дверь: —  Выходи!

Так я вышел на свободу.

Как это получилось, понятия не имею! И кажется мне, что с моим чемоданчиком трижды происходило что-то необычное».

С Б-ЖЬЕЙ ПОМОЩЬЮ

Интересно, как Б-г помогал мне. Пришла женщина, тоже из бухарских, и говорит, что разошлась с мужем шестнадцать лет назад и не имеет понятия, где он сейчас. Как получить гет? Я говорю: ”Приходи через три месяца — посмотрим”. А как его искать — не знаю.

Зашел я однажды в синагогу ”Зихрон Моше” возле Малкей-Исраэль прочесть минху. Слышу, кто-то кричит: ”Ицхак, ты как здесь оказался?” Гляжу, мой бывший сосед из Ташкента, я еще помогал ему продавать дом. Поздоровались, и я опять, непонятно почему, рассказываю, что ищу мужа той женщины. Он говорит: ”Это мой брат!” Тут же пишет брату письмо, и через месяц-два приходит документ.

Однажды случай свел меня с отъявленным негодяем.

Пришла ко мне пара, хотят развестись. Я спрашиваю: почему? Женщина объясняет:

—    Он не работает.

Я говорю:

—     А если работа будет?

—    Тогда все будет в порядке.

Я некоторое время оплачивал их квартиру, взял мужчину в ешиву, нашел ему работу: мыть посуду во время перерыва в занятиях. Он учится, здесь же питается, и подрабатывает. Кажется, все хорошо?

Вдруг мне звонят из Тель-Авива: ”Ваш сын был у нас в ресторане и сказал, что вы уплатите”. Я уплатил. Потом вызывают в банк, показывают какие-то чеки. Говорят, что я представлен вроде как гарантом за них, а чеки не оплачиваются.

Потом он вообще исчез. А жена его — молодая женщина — рискует остаться вообще без гета. Надо его найти.

Я подумал, что он может быть в Гило, в одном из домов, где, как я помнил, живут ”русские”. В обеденный перерыв я решил поехать в Гило, поискать.

Стою на остановке, жду автобуса. Прошел переполненный, я в него не попал. Потом второй ־ и опять меня не взял.

Остановилась частная машина, водитель приглашает: ”Кому в Гило?” Люди кинулись, а я не стал толкаться и опять остался.

Так прошло около часа. Но я знаю: все, что Б-г ни делает, к лучшему ־ и жду дальше. Приходит еще автобус. И я вижу в нем того, кого ищу! И с гетом все уладили…

А кончил он тем, что взял в банке семьдесят тысяч, не вернул и сел в тюрьму. Вышел — и продолжает свои авантюры. Так что предостерегаю».