Статьи

На днях остановил меня на одном оживленном перекрестке в центре Ашдода мужчина           пенсионного возраста и неожиданно спросил: «Ребе говорит по-русски?» Я ответил утвердительно, намереваясь объяснить незнакомцу в продолжение разговора, что отнюдь не «ребе«. Он сказал, что ему меня жаль, как и всех других евреев, которые не верят в Ешку. Я возразил, что это нам надо их жалеть, потому что, евреев, примкнувших к ноцрим (христианам) — осуждают, как идолопоклонников, и их выбор обусловлен отсутствием элементарных религиозных знаний! Очень крутое выражение, одно из тех, что «украшают» и по сей день «великий и могучий», подвело черту нашему общению. «Выпустив пар», незнакомец удалился, а я  подумал о нашей встрече в недельную главу «Веякель«, где Тора нам опять предписывает соблюдение Шаббата.

Вспомнилось:» Если придут народы мира и скажут, что есть у них наука — приемлемо! Если скажут — литература, искусство — согласимся! Но если скажут Тора — не поверим!!!» Почему?

Потому что только нам (избранному народу) Вс-вышний дал Устную Тору, без которой невозможно(!) понимание Письменной. Причем, как и одна, так и другая  получены у Синая, и что очень важно: Устная Тора первична!

Отсюда, народы мира (и среди них ноцрим) крайне ограничены в понимании и комментариях Писания. Что, безусловно, породило и порождает по сей день всякого рода домыслы, ошибки, непонимание, заблуждения, фальсификацию  … глупости …  и т. д. и т. п.

Попытаемся осмыслить это утверждение и согласиться с ним на примере заповеди о Шаббате. Написано в Торе: «… Шесть дней можно делать работу , в день же седьмой да будет освящение полнейшего покоя Г-споду… Не зажигайте огня во всех жилищах ваших в день Шаббата» (Шмот, 35: 1-2).

Здесь, как и в других стихах, где есть повеление о седьмом дне, нет никакой детальной системы шаббатних запретов. А что есть? Только обобщенное требование не делать работы (мелахот), да еще запрет разводить и переносить огонь. Какой вывод может сделать тот, у кого нет Устной Торы?  Что святость шаббата — только в воздержании от зажигания и переноса огня…

Еврейское понимание зиждется исключительно на устной традиции. Талмуд сравнивает связь между Устной и Письменной Торой с «глыбой, висящей на тонкой ниточке». И это значит, что огромный материал Устного учения вытекает даже из нескольких слов Пятикнижия.

Тогда, где же хотя бы намек в Писании на предписания, связанные с освящением Шаббата? Для мудрецов важно было определиться с понятием «мелаха«, потому что на этом действии основывается строжайший шаббатний запрет, нарушение которого наказуемо смертью. Интересно, что в Торе этот запрет повторяется перед описанием действий, необходимых в сооружении Мишкана. Обратив на это соседство внимание, мудрецы осознали, что Вс-вышний не только предупреждает о святости седьмого дня, которой запрещено игнорировать, руководствуясь даже благороднейшим порывом — исполнить уникальную заповедь вселенского масштаба — строить Мишкан, но и намекает на то, что работа над ним и называется мелахой.

Становится понятно, почему дано такое подробнейшее детальное описание Переносного Храма именно в этом месте Писания. Чтобы мы могли вывести из него список мелахот, запрещенных в Шаббат!

Обратим внимание на одно интересное дополнение, о котором говорит Мидраш, а именно: Поколение Пустыни выучило законы, касающиеся тридцати девяти основных  видов работ (авот мелахот), которые запрещены в Шаббат, от самого Моше-рабейну! Он, также, научил сынов Исроэля и тому, что в седьмой день запрещено зажигать и переносить огонь. Об этом запрете рассказ рава Ицхака Зильберштейна в книге «Алейну лешабеах«:

Поучительна история одной семейной пары баалей тшува, которые родились и долгое время проживали в киббуце. Наступил в их жизни момент, когда им сильно надоело общество киббуцников, и они противопоставили ему свою тшуву, укрепившись в ней настолько, что не просто покинули своих земляков, а поселились в Иерушалайме, в харедимном районе «Меа шеарим«.

Глава семьи очень проникся идишкайтом, и укрепился в исполнении заповедей, прибавил в учебе. Жена уверенно следовала за ним, ни в чем ему не уступая. Те, кто курировали семью, с радостью отмечали продвижение этой пары, но их огорчал тот факт, что женщина никак не могла избавиться от вредной киббуцной привычки курить, к сожалению, и в Шаббат! Она соглашалась со всеми доводами против курения, принимала с покорностью упреки и … продолжала курить… Это омрачало настроение всем, кто симпатизировал супружеской паре, и, безусловно, саму женщину, которая не скрывала искреннее желание избавиться от вредной привычки. Однако, наступал очередной шаббат, и ею опять овладевало необъяснимое, быстро выходившее из-под контроля желание, — взять сигарету и закурить… Отчаянию женщины не было предела. Чтобы изменить ситуацию, кураторы семьи обратились за советом к раву Элияшеву (זצל).  Ответ руководителя поколения всех очень удивил. Рав настоятельно советовал проверить еврейские корни у матери и бабушки курильщицы! Результат оказался ошеломляющим: её бабушка и мать были не еврейками!!! Услышав ответ, гаон Элияшев, сказал, что в этом он видит милосердия Тв-рца, который хранил праведную женщину. Так как еврейский Закон строго-настрого запрещает не евреям соблюдать Шаббат на сто процентов, и это наказуемо смертью! Разумеется, пройдя гиюр, эта праведница навсегда избавилась от вредной привычки…»

Follow