Статьи

Сегодня глубина Торы, отраженная в словах мудрецов, приходит к нам и с помощью интернета. И мы используем эту возможность при участии наших авторов, чтобы приблизить к ее вечным ценностям всех желающих познать Истину.

11
Дек

Живая Тора. Учеба с равом Ицхаком Зильбером: Ваеце 5780

р. Йосеф Скляр. Воспоминания об Учителе.

Начинается глава «Ваеце» словами: «И вышел Яаков из Беер-Шевы, и пошел он в Харан» (Берешит, 28:10). Раши обращает наше внимание на то, что Тора указывает место, откуда уходит наш праотец. Он поясняет: «Нужно было написать только «и пошел Яаков в Харан». Для чего же говорится об его выходе  (из Беер-Шевы)? Чтобы тем самым  сказать, что уход праведного из какого-либо места ощутим: пребывая в городе,  праведник являет собой его величие, блеск и великолепие ( т.е. служит его украшением); когда же он уходит оттуда, тот лишается своего величия, блеска и великолепия».

Отвлечемся от этого комментария и направим свои размышления, связав их со словом «вышел». Яаков-авину не просто уходит из Беер-Шевы, он вынужден изменить для себя уже крепко устоявшиеся правила поведения, род занятий, и более того — привычный образ жизни! О его образе жизни до ухода из отчего дома рассказывается в главе «Толдот«: «И … стал Яаков — человеком  цельным, сидящим в шатрах («шатер Шема и шатер Эвера» — Раши).

Можем себе представить, что уже тогда у него сложилось представление о жизни, которую ему хотелось наполнить постоянной, систематической учебой и размышлениями, чтобы обрести навыки «со все возрастающим рвением черпать из источника мудрости и истины» (рав Гирш). Поэтому, он отдает учению всего себя, жертвуя своим временем, здоровьем,  а также ограничивает себя во всем мирском. И так продолжается ни один год до того времени, когда родители отправляют его в Харан! Трудно представить, какая борьба происходила в нем, чтобы согласиться с ними, послушаться и уйти. Возможно, о его духовных «переживаниях» говорится в наших источниках мудрости. Попробуем доказать, не заглядывая в них, что неожиданный приказ матери и отца оставить отчий дом, не был принят им с легкостью, без огорчения и сожаления.

Что огорчение было учим из того, что Всевышнему пришлось «вмешаться» и компенсировать праведнику «досаду» от вынужденного изменения своего привычного образа жизни. Поэтому, уходя из шатров Ицхака, Шема и Эвера, где он учится, Яаков-авину, неожиданно для себя (по допущению Свыше), попадает в шатер Шема и Эвера, с которыми он (по житейской логике), он должен был также «надолго попрощаться», уходя из Беер-Шевы в Харан!

Возвратившись в шатры учения, Яаков-авину делает правильный вывод: ему в три раза больше нужно сосредоточиться на учебе; может быть, и для того, чтобы осознать как Всевышний управляет миром и в чем суть принципа «все к добру». И ему не нужно учить это на отвлеченных примерах. Ведь то, что происходит с ним сейчас — это станет еврейской «классикой» и его потомки-рабаним будут потом учится на его примере и учить других. Проследим цепочку этих событий: вынужденное бегство из дома ( по человеческой логике — трагедия) — встреча с племянником Элифазом, посланным Эсавом  убить его (как можно этому радоваться?!) — потеря всего имущества: от приданного за невесту — до одежды (как это оценить к добру?!).

Продолжение цепочки событий находим в мидраше «Берешит Раба«:

«Яакову ничего не оставалось, как зайти в реку, чтобы скрыть свою наготу. И тут он обратился к Ашему, прося защиты. По молитве послан был Яакову  на помощь всадник, который тонет в реке, не успев ему помочь (не правда ли, и это огорчительно?).  На берегу остается одежда всадника, в которую Яаков вынужден одеться. Но, опасаясь, что его заподозрят в убийстве, он принимает решение временно укрыться в ешиве Шема и Эвера (ну а это, наконец-то, к добру?!) 

Хотя история со всадником и послужила поводом для бегства Яакова в ешиву Шема и Эвера, но его решение было вызвано также и желанием вооружиться  знаниями Торы, прежде чем войти в дом идолопоклонника Лавана.

Эта учеба сейчас станет классическим примером для его потомков, корнем самоотверженности в учебе многих еврейских праведников-учителей:

«Четырнадцать лет Яаков изучал Тору и при этом настолько берег каждую свободную минуту, что старался не тратить время даже на отдых. Он не уходил на ночь из дома учения, а довольствовался короткими минутами сна прямо за Торой» 

Такое самопожертвование, такая сила воли, такая целеустремленность и верность идеалам Истины  (в хорошем смысле слова) потрясли Высшие Миры, так как, с этой учебы Мироздание возвратилось в состояние изначальной гармонии во взаимодействии созданных Творцом миров. И потомкам Яакова предписано было своим служением, в частности, и учебой Торы, поддерживать существование Мира — до Машиаха! А в еврейском народе всегда были выдающиеся праведники, которые своим служением укрепляли, увлекали за собой, возвращали к еврейству, обнадеживали и поддерживали своих братьев по крови и вере во всех поколениях…

Одним из них был рав Ицхак Зильбер, наш незабвенный учитель!

Вот примеры такого служения из его жизни:

КАК Я УЧИЛ ТОРУ

Советские школы за нехваткой помещения работали в две смены. Откиньте полтора часа на дорогу (это в одну сторону!) и скажите, когда было учиться? Я с трудом выкраивал полторы-две минуты. Полчаса были несметным богатством.

Я учил Тору на переменах. Многое из того, что я помню, я выучил во время школьных перемен.

Времени у меня всегда было в обрез, всю жизнь. Я считал его по минутам. Посетить могилы отца и матери — целая задача. Такси дорого — за всю мою жизнь в Казани я пользовался им всего дважды, второй раз — в дни отъезда в Израиль. Вообще если говорить об “уровне жизни”, то свои первые часы я купил в тридцать два года, с большим трудом, а они мне были позарез нужны. Помню, в юности у меня с отцом было одно пальто на двоих, и моя старшая дочь говорит, что и она и мать носили одно пальто по очереди. Так что с такси все понятно. Трамваем с работы до кладбища — сорок минут, от автобусной остановки до могил — еще примерно столько же. А перерыв у меня — три часа. Получается, только дошел — надо тут же возвращаться. Помолиться на кладбище не остается ни минуты. Я несколько раз пробовал — не успеть. Так я пока шел к могиле, говорил несколько слов молитвы, возвращался — тоже несколько слов…

Мы понятия не имеем, что значит час или даже десять минут, посвященные изучению Торы. Сказано в мишнеПеа” (1:1): ”Элу дварим…” — ”Вот то, у чего нет установленной меры: недожин краев поля, приношение первых плодов, дары приходящих в Храм, благотворительность и изучение Торы”. Эту заповедь человек выполняет как может, без предписанной нормы.

Виленский гаон говорит, что каждое слово, произнесенное при изучении Торы (и сам ее текст, и то, что о нем говорится), — это отдельная мицва, выполненная заповедь. Подсчитано, что в минуту человек произносит сто двадцать ־ сто пятьдесят слов. Если учить Тору хотя бы десять минут, сколько это мицвот получится?!

ЛАГЕРНЫЙ НОТ

Знаете, что такое НОТ? Научная организация труда. Хоть я и не специалист в этой области, однажды пришлось заняться и этим.

Воду я таскал ведрами из проруби на реке Казанке. Как справедливо заметил Лукацкий, работы было минимум на пятерых. Но я старался справиться один, потому что мне это было выгодно. Я ни от кого не зависел и был доволен, что успевал до захода солнца в пятницу натаскать воды, чтобы хватило до полудня в субботу. Оставалось еще от полудня до исхода субботы. Помогали заключенные, за три-пять рублей, пайку хлеба…

Сказано у Рамбама (Законы об изучении Торы, гл. 1 п. 8): ”Коль иш ве-иш ми-Исраэль…” — ”Каждый еврей обязан учить Тору… беден он или богат, здоров или болен, молод или стар; даже бедняк, который просит по домам и обременен семьей, должен найти время учить Тору днем и ночью”. И до какой поры? Сказано: все дни твоей жизни.

Великие мудрецы, чьи имена упоминаются в Талмуде, зарабатывали на жизнь нелегким трудом: и воду носили, и дрова рубили, но всегда занимались Торой.

Я искал время для занятий. Но как его найти, если я ношу воду с половины шестого утра до половины восьмого вечера и прихожу в барак совсем без сил?

Нормальным шагом ”рейс” с ведрами от реки до лагеря занимал час. Я попробовал передвигаться беглым шагом — вместо часа получилось сорок пять минут. Я стал работать бегом. Сорок пять минут нес ведра с водой от реки к лагерю, на пятнадцать минут забегал в барак за занавеску, где спрятаны Танах и мишнает, — и опять бегом к реке.

Говорят, чередовать физический труд с умственным очень полезно. Я и чередовал.

Работал я примерно четырнадцать часов — значит, учился часа три, три с половиной. Три с половиной часа — да мне и сегодня трудно выкроить столько для учебы! Так я выучил наизусть мишнаетРош-а-Шана”, ”Юма” и другие, хоть сейчас в любом месте откройте — скажу… Это осталось от лагеря. И еще я разобрал в лагере трактат ”Киним” (его мне тоже принес Вишнев). На воле я его учил I не понимал, а здесь — понял.

Камера освещалась слабой сорокаваттной лампочкой. Было, правда, еще и окно, но оно так обрастало льдом, что практически не пропускало света. Почти не проникал свет и через занавеску, за которой я прятался.

Долго я мучился, пока в конце концов не приобрел способность читать в темноте. Она у меня по сей день сохранилась — иногда я демонстрирую ее своим слушателям: выключаю свет, накрываюсь с головой талитом — и читаю…

МЕРКАЗ КЛИТА — ЦЕНТР АБСОРБЦИИ

В Центре абсорбции в Катамонах (район Иерусалима), где нас поселили, работал один религиозный человек. Звали его Моше. Моше сказал нам: ”Посуда, которая здесь, не для вас”. Мы не могли понять. Мы-то думали: в Израиле все продукты кошерные! Моя жена хотела даже всю нашу посуду оставить в России и купить новую: ”Наша посуда недостаточно кошерна для Израиля”. Но в чем ־ в чем, а в нашем кошруте я был уверен. Так что посуду мы привезли.

Мы входили в автобус, и на нас обращались все взгляды: мы выделялись одеждой. Сейчас этого не замечают, но тогда все носили мини, и я была в Катамонах единственной девочкой в длинной юбке. Как-то мы ехали в автобусе, и кто-то сдернул с маминой головы косынку (религиозные женщины покрывают голову). Тогда религиозные и не религиозные были намного более разобщены. Сейчас Израиль очень изменился, появилось много баалей-тшува

Когда мы приехали, пришла тетя Келя — мамина сестра — и сказала: — Газет не читайте, в кино и в театр не ходите, телевизор не смотрите. Нельзя.

Мы подумали: «Что это такое, что за глупости?”

В свои десять лет я в Ташкенте прочитывала несколько газет в день и считала, что только очень отсталый человек не читает газет. Где мы находимся, что это за место такое? Все какие-то отсталые, ничего нельзя: и религиозные очень отсталые, и не религиозные. Куда мы приехали?

Из рассказа Хавы, дочери рава Ицхака.

Да, тогда в России газеты были ”кошерные” — без гадостей, и телевидение — тоже. ”Свободный мир” оказался совершенно непристоен. От него пришлось держаться подальше. Ну да ничего, нам не привыкать, и здесь привыкли понемножку…

Вот интересно: статистика говорит, что в Израиле, при достаточно высокой общей преступности, нет преступности в Меа Шеарим (религиозном районе Иерусалима) и в Бней-Браке (религиозном городе). А по бедности — они самые бедные в Израиле. И еще утверждают, будто преступность связана с бедностью…

Мерказ клита устроил для новых репатриантов ”празднование Песах”. Что это было за ”празднование”! В йом тов (праздничный день, когда поездки запрещены) повезли на автобусах в кибуц, где на столах лежали и маца, и хлеб (демократия!). Я узнал об этом и пытался предотвратить поездку. Ничего не вышло. Так невинные в своем незнании репатрианты встречали свой первый Песах в Израиле!

Наша посуда еще не прибыла, а приобрести новую на Песах стоило больших денег. Раббанит Финкель предложила Гите организовать праздник для ешиботников, которые на это время не разъезжаются по домам, а остаются в ешиве. Нам предоставили квартиру рядом с ребятами, и жена весь Песах готовила для них еду.

Недостающего для миньяна в Мерказ клита приходилось искать, как в Ташкенте. Собирал Моше — он лучше знал обстановку. Он притаскивал ребят лет тринадцати-четырнадцати из соседних не религиозных домов.

Я решил обмануть их. В каком смысле — ”обмануть”? Сказано, что каждое слово Торы действует на человека, оставляет след в его душе. Когда мы кончали молитву, я говорил:

־   Я задержу вас не больше, чем на полторы минуты. Если окажется, что на две, ־ плачу штраф.

Я открывал Тору, недельную главу, и прочитывал два-три стиха. И это стало для них привычным.

Прошло лет пятнадцать. Встречают меня на улице какие-то люди, здороваются. Я спрашиваю:

—    Откуда вы меня знаете?

Они отвечают:

—    Забыл? Ты читал нам из Торы.

Смотрю, кое-кто уже в кипе, а кто-то и в ешиве учится. Говорят: ”Началом были твои псуким (пасук — стих)”. Эти полторы минуты…

Мы — свидетели того, что рав Ицхак «переделал»не только этих ребят!

 

  

  

 

 

 

 

 


Оставить Комментарий