Статьи

Глава «Ки тиса» также основательно повторяет о заповеди соблюдения Шаббата. Причем очень оригинально. Первый раз — перед печальным рассказом о сотворении золотого тельца: «И сказал Господь Моше так: «Ты говори сынам Исраэля : Только субботы Мои соблюдайте! Ибо знак это между Мною и вами для поколений ваших, чтобы знали, что Я, Господь, освящаю вас. И соблюдайте субботу, ибо святыня она для вас. Ее оскверняющий смерти будет предан; ибо всякий, выполняющий в этот (день) работу, искоренится та душа из среды своего народа. Шесть дней пусть выполняется работа, а в седьмой день — суббота (полного) прекращения трудов, святыня Господу; всякий, выполняющий работу в субботний день, смерти будет предан. И пусть соблюдают сыны Исраэля субботу, чтобы сделать субботу для своих поколений заветом вечным. Между Мною и сынами Исраэля знак это вовеки, что шесть дней созидал Господь небо и землю, а в седьмой день прекратил (созидание) и почил» (Шмот, 31:13-17). 

Это важное напоминание сыновьям Исраэля. И потому, что выделенные жирным шрифтом строки этого отрывка вошли в утренний шаббатний кидуш, и с нами — ни одно тысячелетие!  А почему о соблюдении шаббата говорится именно здесь, — объясняет Раши: » И ты (Моше-рабейну — Й.С.), хотя Я назначил тебя повелеть им относительно сооружении Мишкана, не сочти допустимым оттеснить шаббат (нарушить её святость) из-за той работы… Нужно исключить шаббат из числа дней, в которые сооружали Мишкан«. Из комментария Раши получился хидуш, который посвящается поднятию души рава Ицхака Зильбера (זצל):

О шаббате говорится тогда, когда подведена черта в строительстве Мишкана, описанная в главе «Ки тиса«. Мишкан готов к использованию после изготовления масла помазания и освящения всех его частей, конструкций и предметов, которые должны были быть задействованы в служении. Именно отсюда мудрецы выводят запрещение выполнять в шаббат любую из тридцати девяти авот мелаха (основных работ) и множества от них производных! Подобно тому, как из строительство Мишкана учит закону о  шаббатних запрещениях, шаббат учит о запрету идолопоклонства: » Тот кто отдыхает в седьмой день, свидетельствует тем самым, что Творец создал мир за шесть дней, и только Он, а никто другой является Хозяином Мира.  И Его никем нельзя подменить! 

Но евреи допустили, что эрев рав (великое смешение народов) провозгласили: «Это твои божества, Исраэль, которые тебя возвели из земли Мицраима» (Шмот, 32:4). Комментирует Раши этот стих: »  И не сказано «это наши божества». Отсюда (следует), что великое смешение, вышедшее из Мицраима (вместе с сынами Исраэля) собрались против Аарона, и это они изготовили (золотого тельца), а затем сынов Исраэля ввели в заблуждение, (чтобы следовать) за ним (ведь эти слова были обращены к Исраэлю со стороны).

Но Справедливый Б-жественный Суд постановил: евреи виноваты, а значит должны быть наказаны, причем достаточно сурово!

Поэтому, грех золотого тельца с нами и по сей день!  Разумеется, что подобное утверждение нуждается в объяснении.

Б-жественная Справедливость, провозгласив неизбежность наказания за столь тяжкий грех, — предоставила возможность его исправления!

Б-жественное Милосердие смягчило суровое наказание, и Создатель успокоил Моше-рабейну, сказав: «Вместо того, чтобы сразу уничтожить Общину Исраэля, Я распределю их наказание. Я буду включать в него и часть наказания за грех тельца». И в Торе есть намек, как евреям выстоять в этом наказании! И суть его в том, что опять повторяется о важности соблюдения шаббата: «Шесть дней работай, а в седьмой перестань, в пахоту и жатву перестань»(Шмот, 34:21). Одно из объяснений Раши гласит: «Как пахота является действием добровольным, так и жатва, запрещенная в субботу, является действием добровольным». А также, говорит великий комментатор, что здесь — намек на седьмой шаббатний год, когда запрещены и пахота и жатва. Объединим два комментария, сделав вывод: » Добровольно, вкладывая в соблюдение шаббата, свое самопожертвование, евреи смогут выстоять в наказании за грех золотого тельца — до Машиаха, с его царством в седьмом тысячелетии!!!

Однако, есть и другое мение о сроке наказания за Тельца. Так, Рав Яков Доктор в своей книге «За субботним столом» задает вопрос: «Сколько времени будет продолжаться эта выплата? — и отвечает,- Рабейну Бехайя приводит Мидраш, где есть несколько мнений на эту тему. Самый поздний срок, который там называется, — это разрушение Второго Храма. Рав Ицхак Зильбер (זצל) учил, что эта выплата закончилась с Первой мировой войной. Так что по всем мнениям сегодня грех золотого тельца евреям полностью прощен».

Как бы там ни было, шаббат всегда хранит евреев, соблюдающих его! И рав Ицхак выучил это еще с детства от своего отца, и всю свою жизнь учил этому других. Вот еще несколько примеров отношения Учителя к седьмому дню недели:

СУББОТЫ В УНИВЕРСИТЕТЕ

Если в году пятьдесят две субботы, то сколько раз в жизни я должен был изобрести повод не работать в этот день? Причем так исхитриться, чтобы это не бросалось в глаза!

В университете я дальше ближайшей субботы не загадывал, разрабатывал прием только на одну субботу. Я так и просил: ”Рибоно шель олам, Властелин мира, не поминай мне мои грехи и дай мне возможность соблюсти эту субботу”. Почему я не просил больше? Трудности надо преодолевать по одной, нельзя громоздить перед собой гору испытаний. До следующей субботы, может случиться, — не дай Б-г! — меня не станет, или — дай Б-г! — Машиах придет.

У меня был целый набор уловок, позволявших избежать нарушения шаббата. Я мазал, например, пальцы йодом и перевязывал руку: вызовут к доске — я нетрудоспособен. Понятно, что каждую субботу так не сделаешь, но раз в месяц — можно. Другой способ я построил на том, что дружил со слабыми студентами и помогал им в математике, а потому в аудитории сидел с ними рядом. И вот, когда на субботу выпадала письменная работа, я ”случайно” забывал принести тетрадь и на вопрос преподавателя: ”А вы почему не решаете?” — отвечал: ”Мы вместе”. Преподаватель был доволен, что я помогаю слабому.

А то вдруг — контрольная в субботу. Я моментально начинаю страдать от зубной боли и отпрашиваюсь в поликлинику. Врач справку может и не дать, но на этот час я выкрутился. И так каждый раз.

Я уже упоминал о Евгении Константиновиче Завойском, известном исследователе парамагнитного резонанса, — он преподавал в университете физику. Мы были знакомы. И вот в субботу он читал большую лекцию на факультете. Слушало его человек двести, не меньше. Я как раз сидел возле выключателя. Время зимнее, в три часа смеркается. Лектор просит: ”Зильбер, включите, пожалуйста, свет”. Я притворяюсь, что не слышу. Через пять минут он повторяет свою просьбу. И в третий раз! А я — не слышу, и все. На мое счастье, какая-то девушка подбежала и включила свет.

Я обычно хорошо ориентировался в учебном материале и никогда не отказывался выйти к доске. Но вот однажды преподаватель механики профессор Николай Гурьевич Четаев вызвал меня к доске в субботу. Я сказал, что не готов. Он меня ”подбодрил”: ”Ничего, я вам помогу”. Я тупо отказывался. Четыре раза в течение занятия он пробовал извлечь меня к доске, но я так и не вышел. Приятного, сами понимаете, мало. К тому же смущало, что профессор может обидеться. Но он не обиделся.

Пришлось как-то бороться и с собственной высокой успеваемостью. Из-за нее меня хотели сделать ленинским стипендиатом, а я боялся, если мой портрет появится на Доске почета, я стану заметнее, труднее будет соблюдать шаббат. Поэтому я специально старался получить отметку пониже.

Один случай запомнился как действительно жуткий. Все студенты были комсомольцами. Отказаться от вступления в комсомол было небезопасно. Ко мне постоянно с этим приставали, а я отговаривался, мол, еще не готов, еще не всего Ленина знаю, не всего Маркса, и тому подобное. Так и дотянул до пятого курса.

Но вот уже близятся выпускные экзамены, а я все еще не комсомолец! Недопустимая вещь! Парторг факультета Голованов подошел ко мне с этим вопросом сам. Я и ему отвечаю: ”Я еще не готов, готовлюсь”.

Дело было в пятницу вечером. Вдруг всех зовут на собрание, поговорить об организации госэкзаменов. Обычный ритуал: выбирают председателя, потом секретаря… Голованов предлагает: секретарем — Зильбера. У меня сердце екнуло: ”Догадался, что ли? То о комсомоле говорит, то в секретари предлагает! Хочет принудить писать в шаббат?” Пробую отказаться — не выходит. Но если сейчас все обнаружится, меня выгонят из университета…

Начинается собрание. Я сижу. Люди выступают, вносят предложения по графику экзаменов: такую-то группу — в такой-то день, в такие-то часы. Я внимательно слушаю, стараюсь запомнить. Один студент, Генка Изотов, забеспокоился:

—    Что же ты не пишешь?

—    Подожди, еще запишу.

Через пять минут опять:

—    Ну что же ты не пишешь? Мы же забудем! — не вытерпел и сам стал записывать.

У меня камень с души свалился. Раз он пишет, все в порядке.

Вечером на исходе субботы я пошел к нему домой и все переписал. Обошлось.

СУККОТ

Каждый учитель в Союзе обязан был вести общественную работу. Меня выбрали членом месткома (школьного учительского профсоюзного комитета). При распределении обязанностей я взял на себя дела, требующие минимума времени: собирать членские взносы, распределять премии и путевки в санатории. И еще я делал доклады на учительских научных конференциях.

Мы с Сарой и Бенционом

Член профкома избирается сроком на год. Прошел год. Отчетно-выборное собрание назначили! на первый день Суккот, который выпал на субботу. Не явиться на собрание было невозможно —  ждали представителя из обкома׳ профсоюза. Взять больничный? Но больничные я берег на Рош-а-Шана и Й ом-Кипу р. Я страшно боялся пропускать работу в праздничные дни без больничного листа и всегда на эти дни заручался! соответствующей бумажкой. Верите ли, все годы работы я ни! разу не брал бюллетеня действительно по болезни. Как-то две недели проболел воспалением легких, но ходил на работу даже при температуре за тридцать девять. Все уже привыкли к этому, так что “разболеться” еще и в Суккот я не мог.

Меня беспокоило, что в отчете — ша! собрании мне придется объяснять, сколько денег я собрал взносами и на что они потрачены, —  в субботу деньгами не занимаются!.. Я решил, что эти финансовые расчеты можно отнести к категории ”дварим шель ма ве-ках” —  разряду вещей, которые человека! не касаются и совершенно его не интересуют. Тогда о них можно говорить. Чтобы не носить с собой записи, я выучил все цифры наизусть и был готов дать отчет, чтобы отделаться.

Однако была еще одна проблема*.. Мне предстояло в последний раз собрать взносы. Зарплата предполагалась в четверг, и я решил, что в этот же день соберу взносы, наклею марки, а в субботу приду только ”отболтаться”.

На беду, кассир, узнав, что в субботу собрание, позвонил и предупредил: ”Я приду не в четверг, а в субботу. Выдам зарплату, Зильбер наклеит марки, а потом начнем собрание”.

Что делать? Клеить в субботу запрещено. Как выкрутиться? Единственный раз за всю жизнь я выхода не нашел. Решил, что не явлюсь, и все. А завуч наш, Володя Штейнман, знал, что я в субботу не работаю. Он подошел встревоженный:

— Исаак Яковлевич, я всегда вам помогаю. Но если вы не придете на этот раз, будет ужасно — начнутся разговоры, и против меня тоже. Б-г простит вам нарушение: нет выхода, вы вынуждены прийти.

Завуч был, конечно, прав — разговоры могли начаться, и самые неприятные. Но я подумал и решил, что разговоры и даже возможные санкции ־ все-таки не пикуах нефеш (угроза жизни): не расстреляют же меня! Ну, выгонят с работы, в крайнем случае — отнимут диплом… И я не пошел.

 

Суккот провел нормально, сидел в сукке. Вечером зашел к завучу. Вижу, он сидит спокойный, в хорошем настроении. И говорит:

—    Что-то невероятное. Пришел кассир, стал раздавать деньги, ждут вас. В десять должно начаться собрание. Без десяти десять примчался, как угорелый, инструктор из райкома партии:

—    Отмените собрание! Никаких собраний!

И произнес речь:

—    Товарищи, основная задача эпохи — борьба с религиозными предрассудками. Учителя должны быть авангардом в этой борьбе. Отдел агитации и пропаганды организует для учителей цикл лекций по диалектическому материализму. Собрание отменяется, все на лекцию!

Вот так я раз в жизни не пошел на работу, не имея оправдательных документов!

ДЕТИ В ШКОЛЕ

В субботу дети, естественно, в школу не ходили. К сожалению, для Сары подходящую школу поблизости найти не удалось — посещать один класс с Бенцион ом она, естественно, не могла: очень уж бросалось бы в глаза совместное отсутствие в субботу брата и сестры. Девочке приходилось нелегко — она ездила на занятия через весь город, с пересадкой.

Все, что связано с субботой, мы тщательно продумывали. В зимнеие пятницы, когда уроки кончались уже после захода солнца, Бенцион, чтобы не возвращаться домой с портфелем, в предпоследнюю перемену относил портфель к женщине, жившей по соседству со школой. Рано утром в понедельник он портфель забирал, чтобы до уроков приготовить домашнее задание. Как поступала Сара, не помню: она была уже большая девочка и знала, что делать.

В начальной школе Сара училась в первую смену, и у нее проблем с субботой не было.

Из рассказа рава Бенциона

НЕОБЫЧНЫЙ ЦЕХ

Так я перепробовал много мест, пока наконец хабадник Мендл Горелик не устроил меня на работу в организованный им цех. Впервые за много лет я спокойно вздохнул. Проработал там вплоть до отъезда, сюда же со временем привел сына и дочку.

Работа состояла в том, чтобы обезжиривать большие алюминиевые пластины, опуская их в ванну с раствором едкого натра, а потом делать на них надписи.

 

Торопясь начать работу, я не надевал маску и перчатки, что укреплению здоровья, конечно, не способствовало. Мне хотелось побольше сделать, чтобы урвать еще и время для учебы.

О какой учебе я говорю?

А мы там в цехе не просто работали, мы там жили. Я предложил моим товарищам потихоньку съедать наши бутерброды на час раньше обеденного перерыва, не отрываясь от работы, чтобы потом, когда наше нееврейское начальство уйдет на обед домой или в столовую, с часу до двух дня, а в пятницу — чуть пораньше —  учить мишнает. Так мы и сделали. Сидели и занимались группой в пятнадцать-семнадцать человек. Помню, в пятницу кто-то заметил: никогда не имел я такого удовольствия — накануне субботы учиться (люди, соблюдающие субботу, знают: в это время дома всегда стоит дым коромыслом — идет бурная подготовка).

В субботу мы приходили в цех, но не работали.

Видимо, кто-то донес об этом властям, и в одну из суббот к нам нагрянула комиссия. Увидев в дверях инспекторов, мы попросили жену нашего начальника Юдина (она, как я уже говорил, тоже работала в цехе) взять нашатырный спирт и тихонечко разлить во всех комнатах.

Проверяющие, как только вошли, схватились за нос: ^,,Ой, как они тут работают, как они терпят? Надо им, добавить за вредность”. С этим обнадеживающим выводом они тут же удрали, но никто, конечно, ничего нам не добавил.

Однажды в субботу пришли раздавать зарплату. Мы все разбежались: не объяснять же, что деньги мы в субботу получить не можем и расписаться в их получении — тоже. Цех стоял на берегу Комсомольского озера, и мы все спрятались в лодках.

Юдин с ума сходит, не понимает, в чем дело: он пригласил людей получить зарплату — и все исчезли! Он оказался в глупом положении и страшно возмущался, когда мы вернулись: ״Ну, не работаете вы в субботу, но деньги-то получить можете?” Никак он понять не мог нашей логики.

В Израиле.

Когда я ехал в Израиль, я думал, здесь нет такого, чтобы намеренно не слушаться Торы и работать в субботу. Я знал, что здесь ”свобода”, но не представлял себе, насколько ”широкая”. Чтобы были школы, где почти ничему еврейскому не учат и люди не знают ”Шма Исраэль” и Десяти заповедей, — этого я не ожидал. Так чем же они евреи? Они, конечно, дети евреев. Но еврейство- это убеждения, это мицвот…

Приехали мы во вторник, а в субботу иду я по улице и вижу: кто-то подходит к машине и собирается ехать. Я ему говорю:

— Слиха, а-йом шаббат! (Простите, сегодня суббота!)

А он мне:

—  Аз ма? (Ну и что?)

Я допускал, что кто-то дома нарушает шаббат, курит, но на улице?! Мне захотелось, поверьте, бежать в посольство и ехать назад, в Россию.

Сердце говорит: ”Бежать!” А разум: ”Ты в Эрец-Исраэль”.

И разум победил.