Рав Ицхак Зильбер и недельная глава Торы:Тецавэ 5781
В этом году глава «Тецавэ» читается в шаббат, когда для жителей городов, окруженных стеной во времена Иеошуа бин Нуна, праздник «Пурим» еще продолжается в йом ришон.
В Комментариях Баль а-турима на главу «Тецавэ» говорится о ее связи с Пуримом. Трижды в Писании упоминается «вэ нишма«: в главе «Мишпатим» — «наасе вэ нишма«; в нашей главе «Тецаве» —
«Вэ нишма коло бэ воэль акодеш» И — «Вэ нишма питгам а-мелех«. Суть этого в том, как объясняет Рава в трактате талмуда «Мегила«, что чтение «Свитка Эстер» в Пурим отодвигает и учебу, и молитву!
Еще один намек на связь «Тецавэ» с Пуримом — в том, что в главе рассказывается о служении коэнов в Храме и, в частности, об первосвященнике и его одежде, а талмуд в «Мегиле» сообщает, что злодей, царь Ахашверош, сто восемьдесят дней являлся перед участниками своего пира (в том числе и евреями Шушана) в трофейных одеждах первосвященника!
От рава Розенблюма слышал еще одно добавление к этому комментарию. Он ссылается на одного из тосафистов, рабби Эфраима, который обратил внимание на стих — «שמן זית זך» -» (шемен зайт зах — масло оливковое чистое) в начале главы «Тецаве» (Шмот,27:20 ). Начальные буквы этих слов: ש-ז-ז. Их гематрия — 300 плюс 7 плюс 7 = 314. И это совпадает с гематрией словосочетания — מרדכי היהודי — (Мордехай а-йеуди)- 314 — (274 плюс 40), который один из главных лиц в событиях Пурима!
В связи с этим праздником, который по словам мудрецов останется с нами в эпоху Машиаха, хочется вспомнить о трепетном отношении к Пуриму нашего учителя, рава Ицхака Зильбера (זצל), который, понимая его значимость, помогал евреям отмечать Пурим, даже в условиях трудового-исправительного лагеря, невзирая на надзор, запрещения, угрозы!
МИШЛОАХ МАНОТ
Было это в пятьдесят втором году. С хлебом было туго, и я немножко голодал. А тут — Пурим. Заповедь о ”мишлоах манот” требует посылать в Пурим подарки друзьям и беднякам.
Что посылать? То, что ценно в данном месте в данное время. В лагере луковица — большое богатство. Я обошел бараки и нашел человека, который дал мне в долг луковицу. Потом не без труда сумел занять у другого столовую ложку сахара.
Чтобы полностью выполнить мицву, желательно послать пуримский подарок торжественно, через посланца. Я взял луковицу, сахар и попросил Исаака Моисеевича, одного ленинградского еврея, сидевшего за что-то связанное с торговлей, быть посыльным. Подошли мы вместе, и тот говорит:
— Айзик Миронович (об Айзике Мироновиче еще будет разговор), тебе Ицхак Зильбер посылает ”шалах монес”.
Тот взял и тут же съел.
В заповеди сказано: ”мишлоах манот иш ле־реэу” ־ что толкуется как два блюда другу и подарки двум беднякам. В качестве подарка бедным я отложил какую-то сумму, с тем, чтобы отдать ее потом, по выходе из лагеря. Я не подумал, что можно отдать в лагере — заключенные ведь тоже бедные. Я привык, что мы все одинаковые — ту же пайку получаем. На самом же деле можно было отдать там…»
ПУРИМ ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО
Мы прибыли на новое место вечером в пятницу, суббота пришлась на тринадцатое адара (двадцать восьмое февраля), а в ночь на четырнадцатое адара, на исходе субботы, наступил Пурим.
Я собрал пятнадцать евреев и стал пересказывать им Мегилат Эстер (Свиток Эстер): историю об Ахашвероше, Амане и о чудесном спасении евреев.
Один заключенный, Айзик Миронович, вышел из себя (у него было тяжело на душе, он был уже немолодой, осужден на десять лет). Чуть не с кулаками на меня набросился:
— К чему нам твои ”майсес” (байки) о том, что было две с половиной тысячи лет назад? Ты мне скажи, где твой Всевышний сегодня?! Ты знаешь, что скоро будет с евреями Союза? Мало того, что немцы уничтожили шесть миллионов, сейчас еще здесь три миллиона хотят уничтожить. Знаешь, что врачей будут судить и повесят на Красной площади? Что эшелоны готовы и бараки построены? Часть под Верхоянском, где минус шестьдесят-семьдесят, часть — под Хабаровском. И бараки без отопления.
Я говорю:
— Верно, положение у нас тяжелое. Но не спеши оплакивать. Аман тоже успел разослать приказы об уничтожении евреев в сто двадцать семь областей. Б-г еще поможет.
— Как Он поможет? Сталин уже все распланировал. Это тебе не Аман какой-то!
־ Ну и что же?
Он мне начинает доказывать про ”самого Сталина”: три миллиона человек погубил, а коллективизацию провел, всех мужиков России в рабов превратил. В тридцать седьмом своих восемь с половиной миллионов, а то и больше, как говорят, уничтожил, а войну у Гитлера выиграл и после войны крымских татар выселил. И вообще, все, что ни задумает, по его получается.
Я говорю:
— Да, со всеми получается, а с евреями — не получится!
— Почему это?
— Потому что сказано: ”Не дремлет и не спит Страж Израиля” (Теилим, 121:4). А Сталин не более чем человек, ”басар вадам” (буквально — «плоть и кровь», то есть простой смертный).
־ Но он крепок, как железо, несмотря на свои семьдесят три.
Я: — Никто не может знать, что будет с “ басар ва־дам” через полчаса.
Айзик Миронович рассердился и убежал.
Это было вечером в Пурим, а наутро он меня ищет:
— Ицхак, знаешь, вчера ты хорошо сказал.
— Что я хорошо сказал?
Я уже и забыл к тому времени.
— Ну как же? Ты сказал без десяти восемь, что Сталин не более, как плоть и кровь, и мы не знаем, что будет с “басар ва-дам” через полчаса. А сегодня один вольный инженер шепнул, что слышал по немецкому радио: в ночь с двадцать восьмого на первое в восемь часов двадцать три минуты у Сталина произошло кровоизлияние в мозг и он потерял речь. Без десяти восемь и восемь двадцать три — это полчаса.
Мы посмеялись этому совпадению…
Пятого марта официально объявили о смерти Сталина. На его похороны приехали руководители стран соцлагеря, и среди них — президент Чехословакии Клемент Готвальд. Незадолго до этого из Чехословакии выпустили в Израиль сто тысяч евреев, и Сталин очень разгневался. По его приказу Клемент Готвальд расправился с “виновными”: расстрелял Генерального секретаря ЦК Компартии Чехословакии, министра внутренних дел, министра иностранных дел — всего шестнадцать человек! И как расстрелял! Для устрашения всех прочих держал их в камере смертников две недели.
Этот палач приехал в Москву четвертого марта, на похоронах простудился, заболел воспалением легких — по официальной версии — и скоропостижно отправился вслед за “вождем народов”. Как говорят на идиш, ”цвей капорес ин эйн тог”, что примерно значит: откупиться вдвойне одним разом.
Как только я узнал о болезни Сталина, я начал читать теилим, чтобы ему поскорее пришел конец. Если сегодня я знаю псалмы наизусть и могу прочесть любой псалом с любого места, то это из-за Сталина”. Я читал их трое суток подряд, день и ночь: бегая с водой, убирая территорию, сидя в бараке. Перестал, когда услышал, что его уже нет. Откуда они вдруг так вспомнились, что я их на ходу наизусть читал? Это Всевышний открыл мне память…
Можно ли читать псалмы с таким внутренним настроем, с таким желанием? Да, можно. И нужно. Необходимо было читать теилим, чтобы такого раша (злодея) не стало!»