Учим недельную главу Торы: Шлах леха 5782
Имея массу причин отложить на неопределенный срок захват Святой Земли, обещанной праотцам, тогдашние руководители колен израилевых решили поискать причину для сохранения имеющегося порядка
Если практика еще не стала историей, в теории копаться небезопасно[1]. Справьтесь у любого, кто неоднократно преследовался за убеждения, и он обязательно подтвердит, что частенько даже безобидный теоретический вывод вызывает истерическое негодование практиков. И все те, кто только что, вгрызаясь друг в друга, делили доли, дружно набрасываются на очкарика. Однако, принадлежа к людям, на которых уже, слава Б-гу, не осталось практически ни одного живого местечка, не откажу себе в удовольствии поразмышлять, паря над разборкой и над собственным телом, потерявшим чувствительность[2]…
Глава о разведчиках издавна и традиционно использовалась всеми, кто не равнодушен к Святой Земле, и поскольку этих неравнодушных всегда хватало (прежде всего, среди наших гонимых ветром истории соплеменников), перепевам и комментариям нет числа.
Остановимся же для начала на вехах, записанных в Святом тексте и объясненных великими мудрецами. История об испытании Святой Землей, об испытании кусочком наполовину пустынной суши, к которому с непостижимым упорством век за веком стремятся люди, имеет загадочную завязку. В Торе, вроде бы, прямо написано, что приказ о забрасывании десанта в землю Кнаан исходил от Вс-вышнего. «Шелах (שלח)!» («Посылай») — такое указание свыше получает Моше.
И только через сорок лет после событий, за месяц до смерти Моше, в Торе, наконец, появляется настоящая и полная правда о том, что происходило. «Ватикреву эйлай кулхэм (ותקרבו אלי כולכם)», «и приблизились ко мне вы все, — рассказывает Моше, и попросили послать разведчиков — посмотреть, что за земля», т.е. не брать кота в мешке — даже даром, даже в подарок от Вс-вышнего. И только тогда, как оказалось через сорок лет, Творец обратился к Моше и прокомментировал ситуацию. «Шелах лехо» «Посылай для тебя», т. е. под твою ответственность, потому что — по довольно простой логике — свыше не мог спуститься приказ проверить на глазок или на зубок, хороши ли Б-жественные подарки.
Однако, имея массу причин отложить на неопределенный срок захват Святой Земли, обещанной праотцам, тогдашние руководители колен израилевых решили поискать причину для сохранения имеющегося порядка. Одна из главных гениальных идей сводилась к тому, что недопустимо превращать свободных кочевников со свитками Б-жественного Закона в руках в занятых с утра до ночи селян с плугами и мотыгами. А как же приказ: «Входить и захватывать!?» При большом желании можно затолковать, затрактовать до неузнаваемости практически все, что угодно.
Среди старейшин склеивался заговор, спастись от участия в котором удалось только двум из двенадцати (и то: одному — лишь благодаря специальной молитве Моше). Сразу по возвращении заговорщики продемонстрировали подборку громадных плодов-мутантов, красочно поведали о дикарях-великанах, окопавшихся на обещанной Творцом территории. В общем, ни о каком наступлении не может быть и речи.
Запуганный народ дружно зарыдал о безвыходном настоящем и утраченном рабском прошлом. И в итоге единственное, что вымолил Моше для своего поколения: медленную, а не мгновенную, смерть в течение сорока лет, когда каждого 9-го Ава, в каждую из сорока годовщин проваленного испытания Святой Землей, отверженные Творцом люди ложились в собственноручно вырытые могилы. И те, кто вставал в конце очередного страшного дня, закапывали тех, кто оставался лежать.
Как только такая перспектива была объявлена, а заговорщики на глазах у толпы умерли страшной смертью, настроение многих зареванных «ликвидаторов» резко изменилось. На смену отчаянной панике явился отчаянный героизм. Вооружившись до зубов, орава еврейских добровольцев, несмотря на все предостережения Моше (Б-га, мол, с вами нет, — уже, мол, была команда сорок лет подыхать в пустыне) — все-таки ринулись на дикарские пограничные форпосты.
Ужасным, безнадежным разгромом самовольных ополченцев завершается тогдашнее испытание Святой Землей.
И вокруг всего происшедшего существенно больше очень сильных вопросов, чем даже очень слабых на них ответов. Почему правда о том, что сами евреи придумали послать разведчиков, была записана в Торе только через сорок лет после событий? Почему, обращаясь к молодому, новому поколению и повествуя о разведывательной операции сорокалетней давности, Моше говорит: «И приблизились ко мне вы все»? Кто это — вы? Ведь участники тогдашних неприятностей уже умерли. Почему вообще все предсмертные наставления Моше построены по этому принципу? Вы, мол, сказали, вы, мол, пришли, — сорок лет назад говорили и приходили другие люди, ныне покойные. Почему перед высадкой «десанта» Моше помолился только за своего ученика Йеошуа, одного из двенадцати разведчиков, а не за всех? Почему, в конце концов, совершенно ясно предупрежденные о грядущей неудаче запоздалые герои все-таки бросились в наступление на Кнаан, фактически на верную смерть?
Очевидно, что сегодня все эти «почему» являются теоретическими только на первый, поверхностный взгляд. Густой, почерневшей кровью, а не чернилами, по живому, по сей день заносится история Святой Земли в ту переполненную одну на всех память, которая давно должна была умереть от ран.
Но на что же надеяться, если не касаться истоков, не понимать той древности, в которой корень всего, в которой модель, тиражирующей ошибки и заблуждения мучительной любви народа и его Родины?
В Святой Книге Зоhар объясняется, что в каждом из руководителей поколений находится искра от Моше, а в людях каждого поколения — нечто от первого поколения евреев, поколения пустыни, которое получило Тору и состояло из шестисот тысяч душ, называемых «Кнесес Исроэль» — община Израиля.
Не пускаясь в подробные и увлекательные рассуждения о переселениях душ, предположим с Б-жьей помощью, что все поколения — и то, второе, с которым беседовал Моше в последние дни жизни, и наше с вами — считаются участниками не только дарования Б-жественного Закона, что прямо написано в Торе в начале главы Ницовим, но и остальных, чуть менее торжественных и приятных свершений поколения пустыни, — так сказать, и в горе, и в радости. И Моше говорит всем, кто родился позже отказа захватывать Святую Землю: «Вы пришли, вы придумали сомневаться в качестве подарков Творца». Ибо такая историческая судьба, такая уж избранность — отвечать и по горизонтали (за всех соплеменников своего времени), и по вертикали (за всех вышеупомянутых в Книге Жизни). Время не влияет ни на Б-жественный Закон, ни на его носителей, и поражения каждого поколения, как и победы, делятся на всех.
Предположим, что именно для сообщения этой мысли только следующему поколению передается в Торе правда о том, кто придумал эту разведку: «И приблизились ко мне вы все и сказали: пошлем людей перед нами и разведают для нас землю», — чтобы не только гордились великим прошлым, но и разделяли вину.
Предположим также, что Моше, отчетливо представляя разницу между своим учеником и заговорщиками, попросил за него Творца, потому что Йеhошуа и сам, конечно, не собирался оклеветать землю, но могло не хватить сил устоять перед аргументацией остальных, устоять перед большинством. И он получил эти силы, благодаря молитве Моше. А просить за других, просить Вс-вышнего заставить их передумать — это уже покушение на человеческую свободу совершать зло, недопустимое покушение на мировой порядок.
Что же касается воинов-смертников, бросившихся в атаку уже после высочайшего приказа об отступлении, существует вполне уважаемая версия, что раскаявшиеся без меры предки решили наказать себя, покончив с собой в борьбе за Святую Землю. Выразив вполне уважительное непонимание такой идеи (с чего бы это им было демонстрировать раскаяние путем еще одного нарушения указания Творца?) предположим что-то еще.
Лихая самовольная вылазка — не что иное, как продолжение и повторение пройденного, те же грабли, следствие страшного, почти не изживаемого бунтарского духа, страстного желания по поводу и без повода находиться в оппозиции к Б-гу, это ведь так сильно подчеркивает самостоятельность, индивидуальность, это так возвышает. Пророк призывает атаковать, захватывать, а мы считаем, что еще надобно позаниматься самосовершенствованием, не время еще пахать да сеять. Пророк призывает к постепенному смиренному умиранию (во искупление предыдущего), а у нас боевой дух взыграл и — «Вперед, в атаку!» Ах, этот вечный праздник непослушания.
Вот так замученно, загнанно оглядывая железные ряды неустрашимых упрямцев, повторяешь как неизбывный, веками неумолкающий лейтмотив, слова Создателя из тогдашних предостережений: Ки эйнени бекирбехэм! (כי אינני בקרבכם) («Ибо Я не среди вас!»).
Попытавшись прояснить что-то в одном из главных, но далеко не единственном испытании Святой Землей, скажем по окончании то, что говорится после человеческой попытки коснуться истины: «Иэги роцойн, шэлой йоймар пину довор шэлой кирцойной» — «Да будет Воля Творца, чтобы не сказали уста наши слова, противного Его Желанию».